Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

В КУСТАХ ТАМАРИСКА ...И можно уцепиться за мохнатый валун, поросший зелеными космами, в жестких мидиях. Побыть в этой среде инопланетянином. Вернуться, не выдержав наступающего удушья. И тебе уже холодно, а на воздухе тепло. Да здравствует температура, делающая пленэр комнатой. 16-25 - и всё тебе домом - живи себе... Если, конечно, не досаждают насекомые. Когда мы вернулись на Коровинский пляж, йог стоял на голове. На этот раз я не выдержал собственного лю­ бопытства и, дождавшись его возвращения на ноги, проговорив про себя фразу и волнуясь от собственного демарша, спросил: - Извините, месье, у вас столько французских журналов... Вы француз? - Нет, я, строго говоря, австриец, - ответил йог по-русски, - Петр Сигизмундович Боровский, - дополнил он сообщение, не поясняя видимого противоречия. Йог сообщителен, доверчив и страшно говорлив. Мы давали ему лет семьдесят пять, предполагая, что неусыпными упражнениями он довел себя до внешности семидесятилетнего. Ему оказалось пятьдесят шесть, и когда он сказал, что он военнопленный и живет в Магадане, наше удивление осеклось, и все встало на место. Лагеря не красят и не берегут организм. Интересно, где это он стал светским болтуном? В Австрии? Не в Магадане же... Эрудиция преждевременно состарившегося человека и ветвистость его речи были умопомрачительны. Наша интеллидиссидентское братство тут же довело нас до Набокова и Джойса. (Последнего я в ту пору знал плохо. Читал «Портрет художника в юности», а «Улисса» лишь в самодельных переводах одной знакомой дамы). Старик Сигизмундыч знал все. Это прозвище мы ему приделали в день знакомства, чудак не давал нам покоя весь тот вечер. Петр Сигизмундович —маркшейдер на шахте в Магадане. Знакомое, но немое слово, инспирирующее образ старого еврея-букиниста (Марк Семенович Шейдер...). Старик знал не только все книги, но и фильмы, знал Чаплина, которого у нас пропагандировали, но почти не показывали. Он знал Лоренса Стерна, Генри Миллера, Питера Усти­ нова... Последнего - лично. Черта в ступе он знал коротко. Говорил он быстро и пугающе безостановочно. Всеведенье и недержание его наводили на мысль о склероти­ ческом будущем его мозга. У говорунов голова портится быстрее, чем у молчаливых. ...На время послеобеденной сиесты было назначено открытие выставки московского художника Александра Максимова. Выставку устроили на плоской крыше корпуса дома творчества, под всеобнимающим тентом. Последние дни взрывались вспышками знакомств и событий. Вернисаж выбросил прибоем небольшую ком­ панию, в том числе Галю из «Художника РСФСР», редактора-искусствоведа с неприкаянной дочкой. ...Обе теперь уже совсем провалились в пустоту. Помню лишь, что наша компания томила дочку-подростка, с нами ей было совсем не весело. Галя пребывала в бальзаковском возрасте, в дыму своих сигарет, и тоже, как и дочка, в какой-то неустроен­ ности. Чего-то не хватало. Не то мужа, не то покоя в себе. А, может быть, муж был где-то. Но покоя не было. (Да и где его взять в этом мире. Пушкин не прав, а прав - Блок...) Была некоторая обрюзгшесть в сопровождении легкого ожирения. Галя была умна, ко в отличие от Сигизмундыча, тяжело умна. С нами, впрочем, у нее «заладилось» - по установлению общих знакомств и симпатий в искусстве. Земляки-вольнодумцы... В СССР все начитанные люди были вольнодумцами, как и при царе, впрочем. Гордость России и горесть ее - литература. Представителем издательского дела был и Константин Михайлович Буров, небольшой, кругленький, румя­ ный, сущий колобок. Он главный художник Гослита - фигура. Солнце собирается уйти за гору, освободить нас от припека. Мы уже совершенно испеклись - можно к столу подавать. Мы давно сбежали с пляжной каторги и уже лежали у себя в номере с веером из гостиничных проспектов на журнальном столике, в обществе подоконника с увядшими розами и мгновенно высохшими купальниками. Вежливо прикатился милейший Буров, звать нас на крышу. Мы, прикрываясь простынями, сказали, что будем. .. .Сидели под тентом, под последними лучами. Берег в тени, море - на солнце. Пришла уже дымящая Галя. Бу­ ров похвалил Питер. Галя поругала Москву. Так и бывает. Державные москвичи экс-столицу уважают, поверженные и униженные ленинградцы Москву не жалуют. Тут пришел славянобородый богемный Саша Максимов с небогемной женой (ткачиха? медсестра?). Жена несла свежеиспеченный этюд. Этюд как этюд. Лучше и ловчее были наброски. Я еще не знал тогда, что Максимов по преимуществу график, прекрасный и затейливый рисовальщик. Впос­ ледствии Саша нашел концепцию - современный лубок с собственным текстом, графика + литература. И это было 175