Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Бесполезность наших розыскных мероприятий стала во весь рост. Апатия и скептицизм начальника милиции получили полное оправдание. Федор Никитич делает дело, исполняет долг. Смиренно и добросовестно, не сообразуясь с результатом. Мог бы засесть у знакомой старушки, а вы, ребята, идите ищите. Впрочем, находили же утопленников, и не раз. Но не сразу и не всех. Условия местности. Трупы застревают в корягах и не всплывают. Когда я вернулся, Вова сидел на своей коряге и ежился от холода. - Бесполезно, - сказал я ему, обводя рукой великое побоище. Милиционер еще дремал на просторном древесном трупе. Темный октябрьский день потемнел еще более, становясь молчаливым хмурым вечером. Тишина стояла по- истине загробная. ...Мы еще не раз петляли между опушкой и берегом. И ботинки, и ноги у нас совсем размокли и грозили раз­ валиться. От усталости и уныния в голове не осталось никаких мыслей. Тишину нарушали наши постылые чавканья и трепет крыльев по временам пролетавших над нашей плачевной группой утиных пар. Вяло ворочалась в голове зависть к их стремительному прямолинейному лету. Вот она, юдоль млекопитающих -тащ и на своих неповоротливых ногах свой немалый вес, спотыкайся, хлюпай. На болоте хорошо быть куликом, а не студентом или милиционером. Но самое страшное ждало нас впереди. До этого произошло нечто совершенно феерическое. Минут на десять у линии горизонта вдруг образовалась щель в облаках. Из нее хлынул красный свет заходящего солнца. Он осветил гигантское лежбище древесных трупов. Жутко и величественно. На самых проникновенных сатанинских нотах. Страшная драма. Гойя, Дали, Данте... И мы под водительством Вергилия Федора. Эта равнина смерти оказалась нашим последним кругом - девятым. Может быть десятым. Дальше хода вовсе нет. Нет и сил. А скоро не будет и света. Назад к опушке! Мимо пунктирно и стремительно семенящих куликов к деловитым клестам и скандальным воронам. И вот тут мы потеряли возвратный след и катастрофически застряли до изнеможения, до потери сознания, до черного вонючего зияния самой страшной болотной смерти. Больше всех пострадал я. ...Одна нога, другая... А дергающиеся, как марионетки, завязающие в трясине спутники уже далеко в темно­ сером обморочном сумраке. Ноги ничего не чувствуют, чужие ледяные обрубки, пестики для толчения болотной жижи. Я отстаю, потому что вязну страшнее других. Весь большой, а площадь опоры малая - сорок первый размер. У Вовки сорок третий-сорок четвертый, а у милиционера - сорок шестой. Наука физика. Болотология. Сопромат... Ужас смертного одиночества. Когда я застрял обеими ногами до паха, я понял, что все - не жить. Не видеть жены и семимесячной дочери. Чернота уже полная. Десятиминутная щель в горизонте давно затянулась облачной ватой. И все! Элементарная астрономия и синоптика; отворот планеты - ночь и октябрьская пасмурность... Ни звездочки. Коллапс полного ночного мрака. ...Голос мой пропал и возобновился не сразу. Я внутренне орал, а внешне всего лишь прошумел обессилен­ ным голосом. Но в тишине, в перерыве между собственными хлюпами, Вова и Федор услышали и по смертным тембрам моего голоса поняли, что надо вернуться. На голос. На ощупь. Но я уже усилился и овладел голосом, когда услышал их отклик. Как упыри на вибрацию эхолота, на маяк моего страха двигались ко мне не столько милосердные, сколько тоже напуганные спасатели. Федор нащупал по пути сухостоину и вытянул меня ею до пластунского состояния, и я пополз, благодарно вдыхая вонь, счастливо осязая локтями и коленями упругую субстанцию трясины. Встать на ноги было страшно, но пришлось. Теперь мы держались вместе, сочлененные усталостью и стра­ хом. Опушка с подобием дороги благодатно приняла нас. Под наркозом усталости и безмыслия, ничего не чувствуя и не помня, не ощущая жизни и ее привычной хронометрии, мы доплелись до дороги. И рухнули в бездыханный джип. Посидели. Отдышались. И добрый, чудный наш «козел» зарычал и поехал. Великий добродушнейший «козел»! Харон обратного хода, шурша драгоценным гравием, он повез нас в чу­ десную российскую Аркадию - город Рыбинск-Андропов, где так тепло, светло и уютно. А ведь казалось - ошибоч­ но казалось, ошибочно! - что холодно, по-рыбьи скучно и чумазо. 172