Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Большое значение Борис придавал цельности - подчинению каждой детали единому целому. Определенность замысла, его монолитность он ставил во главу угла. Что касается работы над книгой, он часто говорил о необходи­ мости веры в изображаемую ситуацию, будь она самой инфантильной и фантастичной. «Думал вот, как Айвенго делать... Решил - буду как живое, теперешнее. Турнир, например. Без всяких там стилизаций, как дети рассказывают кино: А этот как даст! А тот как врежет! Будто сам смотришь». Борис с осуждением относился к иллюстрированию «вообще», к безотносительному к тексту украшению страниц. Неодобрение вызывала у него и цеховая «детгизовская» ограниченность некоторых художников, целиком «сидящих» лишь на оформлении книг. Это, по его мнению, неизбежно порождает штамп, повторение самого себя. Рисунок в книге, будучи вполне соотнесенным с ней как произведением литературы, должен быть самоценен как «вещь в искусстве». Отсутствие чисто художественных идей, собственных соображений о пространстве и цвете, делает работу художника в книге малоценной. Он работал всегда в соответствии с этими своими мыслями. Показы­ ваешь книжку № ... «Ну, ничего - делает скучающие брови, еще более скучающие чем обычно. Но ведь по рецепту - «малышовщина». Это неинтересно. Ну, вообще... стандарт». Большую чуткость специфически восточным ценностям обнаруживают рисунки к книге «Улыбки повсюду» (стихи японских поэтов). Небо, вода, скалы, облака - все это сделано очень пленительно и как-то очень по-японски. Здесь так много чистого, какого-то особого качества, воздуха, прозрачного света и порой даже особенной японской грусти. Осенний лист в черном проеме двери. Фигура на плоту в створе лунной дорожки... Сколько во всем этом настоящего, истинного! Борис внезапно умер от склероза коронарных сосудов весной 1981 года. Ему было 45 лет. Казалось, мы хорошо знали его... А теперь замечаешь... упущенные черты, думаешь: что-то существенное в нем осознавалось слабо. Какая-то лирическая складка, затененная властным характером его рисования. А сколько еще могло бы состояться и проявиться! Но сожаления о несвершенном мы оставим себе. Людям останется сделанное. А сделано много. Почти три де­ сятилетия действовал богато одаренный, на редкость умелый и высокий в своем умении мастер. Художник, богатый своими корнями и побегами. Художник независимый и стоящий особняком в ряду своих сверстников. Человек, быв­ ший ведущим в работе целого круга близких к нему художников. Его отличала последовательная верность лучшим завоеваниям отеческого по возрасту искусства. Это достаточно уникально, ибо какой-то генеалогический закон ста­ вит обычно сынов в оппозицию недавнему прошлому и вызывает тяготение к опорам, более удаленным во времени, к делам как бы дедовского поколения. Так в книжной графике появлялась ориентация на стили начала века - всякого рода «либерти», основанные на «art nouveau». Были и переработанные «передвижники», и даже экскурсы в более удаленные времена. Борис эстетически опирался на сделанное классиками западного искусства XX века и на масте­ ров новой советской графики, с такой силой зазвучавшей в 20-30 годы, графики, получившей такой большой удель­ ный вес в мировом искусстве. Он умел быть справедливым в искусстве, дорожил большим и славным. Ему всегда доставало вкуса и мудрости отвернуться от мелкого, случайного, игрушечного. Опираясь на реальные ценности, он сумел дать вольную жизнь своей богатой артистичности, творческим, инженерным потребностям свой натуры. .. .Висит под потолком веранды его бумажный крокодил. Акробатка, сделанная из сучков, по проволоке шага­ ет, с балансиром в руках. Топорный носорог из двух пней в углу... топорщится. А Бори уже давно нет. И нет другого такого человека, к которому можно было бы прийти порадоваться его верности себе и в то же время подивиться какой-нибудь новой затее. Это был замечательный реализатор. Яркий и независимый художник- романтик. Пусть это слово, увы, заношенное, останется в воздухе моих писаний последним: романтик. Т. В. ШИШМАРЕВА У Василия Адриановича впоследствии возникла другая семья, и он много лет прожил с Тамарой Васильевной Власовой. Как видите, вторая супруга художника с девичьей фамилией рассталась. У Татьяны Владимировны были значительные причины сберечь первую фамилию. Она дочь Владимира Фе­ доровича Шишмарева, академика, специалиста по романским языкам и литературе. Борин дед - лицо всемирно известное, интеллигент самого высокого ранга. Татьяна Шишмарева дружила с Василием Власовым до конца его дней. Много у них было общего. Они из од­ ного гнезда - «лебедята». Так иногда называют младших друзей и воспитанников влиятельного Владимира Лебедева, лидера, мастера-рисовальщика, основателя школы кижной графики, красивого и сильного человека, спортсмена... И Татьяна, и Василий —рисовальщики первого разряда в ленинградской школе графики. Они - соратники, естественно, воздействовали друг на друга; и в своем следовании Лебедеву, и в своей борьбе с его влиянием опреде­ лили себя как линейные рисовальщики - где-то, если говорить о характере рисования, между Валентином Серовым и Анри Матиссом. И, пожалуй, оба сознательно и достойно увильнули от Владимира Васильевича. 158