Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

В сторожке, при даче его деда В. Ф. Шишмарёва, обустроил свою мастерскую Боря Власов. Он там работал: писал, рисовал и мастерил прекрасные макеты парусных кораблей. И делал свои затейливые игрушки и скульптуры. Из дерева, металла, бумаги, картона и чего попало. «Бегемот». «Крокодил». «Танцовщица на канате». «Ночь». «Илья Кукс на лыжах». На глаза для деревянного Кукса пошли бутылочные пробки. Они торчали из головы, как у рака, и хорошо пе­ редавали сверхглазастость оригинала. Наверное, в 54-55-м годах Власов соорудил так называемый «памятник Коке». (Так что я вхожу в число людей, увековеченных при жизни. Знаете, как по табелю о рангах Герою Советского Союза полагался бюст на его родине). Скульптор нашёл валун, похожий на голову «Коки», доработал зубилом некоторое сходство. Сделал из свинца очки и наплавил маленькие глазки и слезу, из глаза катящуюся. Голову установил в небольшом, заранее оборудо­ ванном бассейне. В бассейн налил воду и напустил головастиков. На берегу бассейна сотворил, согнув из толстой проволоки, красивую обнажённую девушку. Вся композиция должна была изображать мою внутреннюю сущность: преклонение перед красотой и слёзную мечту о любви. Я почти согласен с такой трактовкой... Так что не бюст, так голову я все-таки в родном поселке имею. ...Сейчас ансамбль совсем запущен. Девушки нет. Остался один только валун, поросший мохом, утонувший в травах. А самое печальное, что нет и самого ваятеля. В 1981 году он внезапно умер. ГЛАЗАМИ ЮНОСТИ Мы были молоды. Мы врастали во взрослый мир. Перекормленные ложью и официозом, мы набрасывались на первые напечатанные книги Хемингуэя, Ремарка, Шервуда Андерсона. Узнавали Равеля, Дебюсси, Прокофьева - всё, что становилось разрешённым, что появлялось с первыми ростками свободы. Слушали, конечно, завешанные шумами «голоса». (Над приёмником у моего брата Павла висел плакат: «Беда не в том, что всякой чуши поверил ты, развесив уши, а в том, что ты, смакуя ложь, с чужого «голоса» поёшь!»). Тиран умер в 1953 году. Что-то тихо зашевелилось в замордованной стране, в её культуре. А потом, после XX и XXII съезда, так просто грянуло. (Увы, ненадолго...) В этом поселке нам удалось прикоснуться к доживающему свое и ныне не существующему миру людей чуть ли не XIX века. Конечно, все они были крупными учеными и были на соответствующих высотах культуры. Диковин­ ная вежливость отличала этих людей. Владимир Федорович Шишмарев был исключительно любезен, и это не было только формой. Как замеча­ тельно умел он слушать собеседника, как заинтересованно расспрашивал. Этих аристократов духа отличал редкий демократизм в быту. И никогда никакой чопорности! Борька рассказывал, как дедушка, однажды, перемахнул через забор. И еще он иногда ездил на велосипеде. Я помню, как 80-летнего Владимира Федоровича в магазинной очереди уговаривали пройти без очереди, а он категорически отказывался. ...Нас окружало множество колоритных фигур поколения отцов и дедов. Разумеется, по малости и незначи­ тельности нашей, серьёзных контактов с комаровскими знаменитостями у нас не было. Мы ведь были ещё юнцами. Но мы были внимательны к старикам, к «предкам», как тогда говорилось. Мы были наблюдательны. Отторжения не было. Ведь они, сколь ни были запуганы, делились с нами своей культурной ношей. И только у них - в головах, в речах, в их библиотеках содержалось наследие духовной жизни Человечества. У них, а не в школе, не в пионерлагере, не в кино, не в журналах. С журналами чуть что - известно как расправлялись! («Звезда» и «Ленинград». 1946 год. Жданов и подручные...) В 70-е «серый кардинал» Суслов заковал в железо «Новый мир», а дипломатичного флибус­ тьера редактора Твардовского с корабля сбросил. ...Кока Москвин приезжал к нам, в посёлок, «из-за станции», из синего домика в центре потустороннего Кома­ рова. Он приятельствовал с нами приливами и отливами, т. е. иногда надолго исчезал. А потом вдруг снова появлял­ ся, тихий, равнодушным голосом рассказывающий анекдоты. Во время одного из «приливов» мы с ним оказались в саду синего домика. Прежде в нём дачничал Евгений Шварц, а сейчас семья Москвина: его жена Кошеверова и сын Коля. (Москвина старшего я никогда не видел.) Мы сидели в потемневшем послезакатном саду, хлопали на себе комаров, и Кока сонно повествовал о своих эротических похождениях. Его ничем невозмутимая стилистическая бесстрастность была всем хорошо известна. Надежда Николаевна решила нас покормить и позвала в дом. За столом были гости: Шварц и Беньяминов. 135