Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Этот «пельмень» мне очень нравится до сих пор. В те годы такси были серые пельменеобразные «Победы». Ну а начинка, сами понимаете... мясная. Вся эта богемная публика развлекалась и чудила, как умела. Молодо-зелено. Да и смешно к тому же. Многое, в существе своём плачевное, вполне смехотворно. И мы смеялись... Трудолюбиво и трудоёмко шутя, складывали мы с Власовым из огромных камней на пляже короткое русское слово... «Чтоб американские самолёты-шпионы (вспомним злополучного Пауэрса!) видели, что русский народ могуч даже в шутках своих», - говорил автор этого проекта, замечательный русский художник середины XX века Борис Васильевич Власов. Когда ему было 15 лет... В ЭТОЙ МАЛЕНЬКОЙ ИЗБУШКЕ Доброй волею Сергея Андреевича наша семья была поселена в «сторожке». Так назывались небольшие до­ мики при больших дачах - для сторожа и шофёра. Ни того, ни другого у беспечного и безмашинного академика не было. Половину домика занимал гараж с цементным полом и деревянной стеной-воротами. Мы поначалу сваливали в гараж всякий хлам. Потом там появилась кровать, раскладушка и даже стол. На рубеже 40х и 50х годов на цементном полу гаража мы учились танцевать фокстроты, блюзы и танго. Соседка Наташа служила нам учебной моделью. Мы отрабатывали с партнершей всевозможные «па». Наводя­ щие ужас фигуры отличали самый разнузданный из западных стилей - «рок-н-ролл». Он, кажется, тогда нарождался. Он, да «Кока-кола», да конический кровавый «Ку-клукс-клан» были символами враждебного мира... Попадали в наш «воксал» (в старинном «павловском» значении слова) и неразрешённые для слуха Вертинс­ кий и Лещенко. Игла дешёвенькой радиолы «считывала» их с самодельных пластинок, сделанных из старых рентге­ новских плёнок («музыка на рёбрах»). При попустительстве наших мягких родителей приятели дневали, а затем и ночевали в гараже. Он стал нашим клубом и гостиницей для близких товарищей. Кто только ни побывал в гараже! Одно время в нём поселился товарищ наших первых выпивок Кирилл Ласкари, сводный брат Андрея Ми­ ронова, невеликого роста изящный черноглазый молодой человек. Кирилл был подчёркнуто чистоплотен. Других ночёвщиков он опрыскивал одеколонным пульверизатором. «Чтоб мужиком не пахло», - пояснял гигиенист. Кирилл стал впоследствии балетмейстером театра имени Мусоргского. ...В эти годы в нашей компании развелось много девушек. Сначала это были вэтэошные (ВТО) и ленфильмовс- кие дочки. Я недаром говорю «развелось», ибо они плодились буквально по часам. Поставкой крупной партии бары­ шень ознаменовалось появление в академпоселке Жени Овсеевич. Эстрадно-балетные летуньи градом посыпались в наши дачи и переулки. Сама Женя вскоре стала беспокойной супругой Бори Власова. Зимой и в демисезонье, когда «предки» жили в городе, в комаровских «хатах» стучали легкие ножки и звенели свежие голоса этих гастролерок. Приходила Ира Малютина, высокая, белотелая, ничем невозмутимая девушка, ироничная, наблюдательная. Её мы прозвали Мотя, потому что она любила рассказывать своим носовым голосом про домработницу малютинский семьи. «А Мотя вчера... Мотя опять такую штуку отмочила...» Из-за этих бюллетеней о Мотиной жизни она стала навсегда Мотей. Но и сама была горазда давать прозвища. С её прозывания мы все стали, на какой-то еврейский манер, Сагелями, Кокелями.,. Очаровательна была Таня Шапиро, с продолговатым жёлто-смуглым лицом с пушистыми веками. За дочуркой приходил иногда сам Шапиро. Он очень живо реагировал на анекдоты, которыми нас обихаживал Коля Москвин, равнодушного вида, сдержанный симпатичный юноша. Шапиро очень смеялся. Помню как он, чтоб устоять на ногах от сотрясавшего его смеха, ухватился обеими руками за берёзу и медленно сполз, вздрагивая. И сидел на земле, пока не оправился. Этот анекдот назывался с тех пор «анекдотом Шапиро». Был у Москвина и «анекдот Ростроповича», т. е. тот, над которым буйно смеялся Ростропович. (Я великого музыканта видел только на концерте). Дети творческой знати сами еще мало чего стоили, но за их спинами смутно и бегло рисовались силуэты боль­ ших людей нашей культуры. Сведения об их характерах и нравах доходили до нас в виде устных новелл и анекдотов их отпрысков. Шостакович, Герман, Капица, Москвин, Черкасов, Ардов, Малютин старшие были на слуху, в завитушках «детской» иронической болтовни младших. Некоторые дети сами вышли в люди, на иных природа решила хорошо отдохнуть... 134