Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Авторское честолюбие бросило нас в центр Комарово, на Морскую улицу. Там веселей работать, там больше зрителей. «Комаровская Венера» пользовалась большим успехом у интеллигенции и не одобрялась простыми людьми. Очень поклонялся нашей богине писатель Мирошниченко, у дачи которого и стояла снежно-ледяная скульптура. Он фотографировал её со всех сторон. Поборники целомудрия разрушили «Венеру». В зимние же каникулы на даче или в день рождения Бори Власова в городе готовились спектакли. Первый, балетный, назывался «Русский витязь Витя». Я - либреттист, Боря хореограф и исполнитель роли витязя. Там была всякая псевдорусская чепуха. Все смеялись. Спектакль повторили в следующем году. Потом пошла серия кукольных представлений. Одно из них, увы, богохульное, в духе Исидора Штока, создал сам именинник. Саваофом был, конечно, я, Кока. Головы персонажей делались из ваты, пласти~лина и капро~,новых чулок. Моё тело было образовано резиновой грелкой. Специальный рабочий сцены дул в грелку, и живот вздымался и опа­ дал. Это мощное дыхание придавало большую жизненность персонажу. По ходу действия возникала сцена с условным названием «летающие евреи». Это были две крылатых куклы с лицами Бори Овсеевича и Бори Лейкина. (Евреев в нашей компании было немало. И никакого антисемитизма, кроме пародийного юмористического, не было и в помине.) В одном из позднейших спектаклей, основанном на графическом фильме под названием «В полночь упадёт звезда», Мише Майофису была поручена роль Милиционера. (Форменная фуражка была добыта.) Подвыпивший актёр решил, что милиционер должен быть красным и измазал лицо красным гримом. После спектакля его еле от- Представление давалось в честь женитьбы Александра Сколозубова и дня его рождения. Сюжетом стал детек­ тив, который в ту пору иллюстрировал новобрачный художник. Все это творческое буйство, конечно же, просто озорство и «молодёжный стиль». Но проделки эти были про­ явлением некоего состояния ума. В конце пятидесятых начались первые вдохи и выдохи новой эпохи. Это было время вызова, протеста, не­ осознанной ещё нами тогда тяги к свободе, к человеческому достоинству. Биологический механизм юности обращал оживленность во всевозможные выдумки. Нашим бытом командовал юмор. Весь мир казался нам чудным. Он был чудаком, а не мы. Он вызывал реакцию смешливого отторжения, провоцировал веселье издёвки. «Железный занавес» уже слегка прохудился... Из-за барьера повалил джаз. В основном, в его ещё довоенном виде. В феодальное наше царство просачивалась городская массовая культура Западного мира, со всем его промто­ варным реквизитом: узкими брюками, пестрыми галстуками, первыми джинсами. Боб Власов взбил на голове модный «кок». Надел дедушкины фрачные брюки. (Они вдруг совпали с модой). Купил у фарцовщика галстук. В этом «антисоветском» виде он таскал по танцулькам меня, затрапезного, в широких штанах и спущенных нитяных носках. (Я не изменял моральному облику комсомольца из равнодушия и финансовой несостоятельности.) Мы «хиляли» в «Камень» (ДК Кирова), «валили» в «Эмвэдуху» (ДК МВД) и замысловато, через форточку мужского туалета, проникали в «Штиглица» (училище Мухиной) на дефицитную вечеруху. Нас отлавливали и исторгали «комсомольские патрули», юные опричники режима. Мы не были хулиганами и лоботрясами. Ведь мы все что-то делали, чему-то учились - физике, музыке. Мы читали. Мы, художники... рисовали, наконец. Из некоторых комаровских оболтусов даже что-то получилось впос­ ледствии! ...Волосатый телом, весь в нарастающих «вторичных признаках», синий от раннего бритья брюнет, Лёшка Герман катал по посёлку на велике. Ухватки у него были довольно хулиганские. (Мы с ним не дружили. У него была другая компания.) Из этого подростка вырос замечательный кинорежиссёр, творческая личность, профессионал. Одна из сильных черт этого режиссёра - проницание времени, ощущение его тока, и самозаражение бациллой хроноса (пусть такая будет!), вживание в эпоху. ...Быстрый, непоседливый мальчик, проказливый, набитый анекдотами Максим Шостакович - совершенно несерьёзная в те годы фигура. Из него вышел серьёзный музыкант, тонкий интерпретатор непростой музыки его отца. Максим осыпал нас «лабужским» жаргоном. - Слушай, чувак, с запада дикая лажа хиляет, пора кучумать отседова... (Послушай, приятель, с запада идёт страшная туча, пора уходить отсюда.) - Возило! Пельмень свободен? Мочалки, падайте. Труси к броневичку. (Шофёр! Такси свободно? Девушки, садитесь. Поезжай на Финляндский вокзал.) 133