Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

ПОЛЕТЫ ВО СНЕ Проснулся, утомленный очередным летательным сном. Сон утомил сам себя, замучил, протер до дыры, и в эту дыру хлынула утренняя явь. Все. Сон разрушен. Пла­ вают, как клочья тумана, его взорванные части. Дорогие лохмотья! Я еще цепляюсь за вас! Напрасно... Три вида полета. Комнатный, с упором головой в известку потолка. До этого, до того, как я установился в позиции водородного шарика, я всласть покувыркался в комнатном пространстве. Даже началась какая-то извращенная эротика. У этой черты я старомодно останавливаюсь, как завороженный. Писать об этом не умею. Все... Табу. (Здравствуйте, профес­ сор Фрейд!) Ах, почему я не Генри Миллер? Как почему? А дети, а барышни? Я же не так свободен, чтобы писать, ничего не стесняясь. Я не дерзкий. Самое сложное, что есть во мне, может быть, и есть сексуальная сфера. Но я еще цепляюсь по-советски за то, что не «все дозволено». По-советски-то, правда, вообще ничего не дозволено... ...Другое летание. Компромиссное, опытное... Такие небольшие холмики, которые чередой плывут у меня под ногами, а слева обрываются круто в бездонную балку. Я лечу, как умею - скользя невысоко. Но, как смелый озорник, все забираю влево, где под ногами больше пространства. А если рвануть еще дальше, повиснешь над бездной, и, может быть, летательности не хватит, и рухнешь, разобьешься, как водится в тяжеловесной яви жизни. ...Я разыгрался и, не уследив, как холмики повернули вправо, завис над бездной... Дух захватывает. Страшно! Вот-вот сработают ненавистные законы физики, и полетишь вниз, убьешься... Но уж нет! Полномочий сна еще хватает и, быстро рванув вправо, обретаю, перенесясь через глубокую бездну, снова в метре-двух под ногами покладистые и уже освоенные холмы. Так и в писаниях моих - пользуюсь традиционной почвой. К сексуальной революции литературу свою не приобщил. Содомы своего подсознания лучше отнесу психоаналитику. А скорей всего, и к нему не пойду. Так уж, как-нибудь, по старинке - без нарушения приличий. ...Третий вид летания, самый слабенький, ущербный - где-то рядом уже пробуждение, тонкая пленка, за кото­ рой мир неумолимых законов. Лечу низко. Так, чтобы только не промочить ног. Я еще ребенок. Следую за отцом по осенней ленинградской слякоти. Незаметно скольжу над мокротой тротуаров. Последний клочок сновидческого тумана... Но чтоб уж не проснуться во всю явь действительности - вот они, подобные сну, картины первых лет созна- ПЕРВЫЕ ВИДЕНИЯ ЖИЗНИ ...Сижу на коврике на полу. Рядом, на стене, тоже коврик. Мишка, большой, рыже-серый. Абажур. Узкая ком- Спросил у мамы: было такое? Да, говорит - было. В Пушкине в 1940-м. Мне три года. Следовательно, это первое воспоминание. ...Знаменитая Дубровка. Печально знаменитая Невская Дубровка. Мясорубка войны - в сорок первом здесь полегли тысячи. Мы ходим какой-то дорогой мимо кладбища к реке, купаться. Лежание на каких-то подстилках. Младенчество. Мне два-три года. В мире еще мало понятного. Кладбище - это просто нечто темно-еловое. Белые кресты на темно-зеленом. Возможно, впечатление образовано еще и кладби­ щем в Мариинске, где мы оказались через два года. Желтые пуговицы у дороги. Много их. Этакие лепешки пуговиц - каждая тугая и шершавая. Это, верно, пижма —не иначе. И солнце во всю дорогу. Дорога —солнце. Кладбище —тень. Прямо аллегория какая-то. Дубровка. Новый двухэтажный бревенчатый дом. Лестница —все деревянное. Скрипит. Пахнет. Пахнет све­ жим деревом. Окошки на лестнице высоко над площадкой - светлые голубые квадратики. Такие же, только желтые, ромбиками: то на бревнах стены, то, сломанные, на ступеньках. Это солнце сквозь квадратики оконного перепле­ та... 9