Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

знать не хочу. Все мальчики и девочки заняты собой. Надо вылезти в самодеятельную жизнь. Это трудно. И помощи нет. Редкий родитель считается со спецификой периода. Теснота, нищета, раннее половое созревание, обиды и амбиции поджаривают братцев Ковалевых на медлен­ ном огне. Детские дружбы и стыдливые привязанности к первым попавшимся девочкам рвутся бесконечными пере­ ездами. Двор ужасен. Гам дразнят, мучают, учат гадостям. А если плохо им учишься, презирают и исторгают. Дети - великие догматики. Эталон выше личности, паче гордости. Если не хочешь быть изгоем, приноравли­ вайся, подличай. Меня с души воротит, но я хочу братства с людьми. Люди - это пока дети. Я хочу дружить и любить, как в книжках. Светлый мир «Кукареку» еще сидит во мне. К нему добавился Гринев из Пушкина и лермонтовские роман­ тические изломы. Мне иногда перепадают небольшие пучки дней с дружескими разговорами, откровениями и взаимо­ пониманием с каким-нибудь «хорошим мальчиком». Иногда с нехорошим. Но дни проходят, температура отношений опускается. Все куда-то уходит. Мальчик уже занят другими. Или его переводят в другую школу и другой двор. Я на горе себе очень зависим от окружающих. 11авел на горе себе независим. Ему надо быть впереди, в ав­ торитетах, в преимуществах взрослости и опытности. Если гою или другого не хватает, недостача компенсируется воображением. У Павла пока, в 9-10 лет, своя компания, и он в ней верховодит. Я это вижу, это бросается в глаза. Но компания мелкотравчата не по лидеру. Он крупнее. Он ведь действительно много умнее и способнее. В научно-технической сфере у него просто незаурядный талант. Уязвление и обида своего рода может еще корениться в том, что «спорадический» наш папаша наскоками занимается только со мной. Мне достаются научно-философские наущения о мире, красивые разноцветные камни- минералы (отец приносит коллекцию), химикалии, с которыми я манипулирую под патронажем отца. А Паша мал. Ему еще рано. А Паша так, наверное, не думает. И Паша по своим способностям действительно достоин направи­ тельных усилий. Меня устраивают в кружок рисования. А Паша никакими такими заботами не охвачен. Ему приходится заняться самообразованием. Тем более, что его тянет к радиотехнике, а у отца тут компетен­ ция не на высоте. Он начинает копаться в железных мелочах сопротивлений, лампочек и реостатов. А мне все это чуждо. Нет у нас почвы для общности и сотрудничества. Ну, нет, как нет - от природы. Диковатость Пашиной независимости, стеснительность, помноженная на гордость, еще в далеком детстве приводили к чудным курьезам. Меня можно было пихнуть в лагерь, на школьную площадку (лето в городе с пионервожатыми). Я это не лю­ бил потому, что дети опять-таки мучают друг друга, пошло и заученно хулиганят. В моем случае, т.е. в моем лагере - писают в постель того, кто не с ними. Всюду сгроем, за забором, все - хором. Не любил я это. Даже побег задумал. Но Паша люто ненавидел всякую коллективную обработку и героически боролся за свою свободу. Его в детсад не клади - руку откусит. Воспитательнице... Мы семеним по красивому берегу Невы, увлекаемые стремительной мамой. Ей надо распихать нас по при­ ютам: меня в Летний сад на «площадку», Пашу в детсад - и бежать на работу. Павлуша с челкой до бровей, в кремовой безрукавке с нежно-капустными атласными отворотами. Павлушу ведут на заклание в детскую малышовую овчарню. А он маленький львенок. В саду братец глядит исподлобья на воспитательницу, вырывает свою ручку и шмы­ гает за раздевальные шкафчики, в зазор между ними и стеной. Мама опаздывает на работу, убегает. А Павлуша семь часов без пищи и свободы движений, неизвлекаемый ни лаской, ни шваброй стоит за шкаф­ чиками. Каково? Так продолжается три дня. Победоносного дикаренка больше не водят на алтарь детской общественной жизни. Из ненавистной ему школы Павел увольняет себя сам. Сам пишет заявление, сам его подписывает. В делах собственной независимости он непререкаем и чужд щепетильности. От давежа на личность все средства хороши. Я не таков. Совсем не таков. Я не умею постоять за себя. Я трушу, я боюсь осуждения. В общественном смыс­ ле я безынициативен и робок. Если не сказать труслив. И все же вольнолюбивого Пашу смиряют любовь и чувство долга. Он хочет дружить, любить и заботиться о ком-то. Идеалы дружбы и товарищества его обуздывают. Это у нас общее. Паша терпит свою первую спутницу жизни со всеми ее лихими выходками, потому что привязан и чувствен­ но, и идеально. Она симпатичная миролюбивая гедонистка, если не сказать бездельница, любительница потусоваться в хоро­ шей компании, потешить и самой потешиться. Это своего рода ла Гулю из Мулен Руж, фланерша, клоунесса. Роскош­ ная, несколько гротесковая блондинка с покойными голубыми глазами и соблазнительным крупом. 125