Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

Скажем, на одном полюсе такие, как Каганович, Микоян, Михалков-старший, Налбандян. На другом - Сол­ женицын, Сахаров, Владимов, Бродский... И посередине те, кого режим решил пощадить: Эренбург, Шостакович, Фаворский, Паустовский. Эта суррогатная эпоха несбывшейся и поруганной мечты породила свою культуру, свои ценности. Иначе, видимо, не бывает. Теперь все это разрушает другая, оппозиционная по отношению к ней эпоха. Но ничто, будем думать, даром не проходит. И если человечество паче чаяния все-таки вдруг свернет с безумного пути, то все люди, улегшиеся костьми на этом пути, для чего-нибудь сгодятся. И мои родственники, мама и ее сестры, думаю, тоже не забыты у Бога. 2005 НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ БРАТСТВО И, наконец, самая трудная глава. Самая. Все семейные главы я вряд ли доведу до публикации при наших жизнях... Зачем же писать? Как зачем! Для уяснения. Для избывания печалей. Для самообвинения. Для самооправдания. И, наконец, чем мы не модели для упражняющегося в словесности? Чать, не хуже других... Хороший клубок для распутывания хромосомов и характеров. И горькая чаша отчуждения... А вообще-то корчи бессловесные... Нет у человека большего врага, чем ближний! И чем ближе, тем от него больнее. И ему, и тебе... Разве может, к примеру, чужая женщина причинить тебе столько мучений, сколько любимая жена? Или муж? Сыновние, дочерние и братские отношения, увы, чреваты горестями и недоразумениями. Не всегда и не для всех, разумеется... Пока мир не будет изменен нами через изменение нас самих, не будет на путях наших покоя, не будет мира в домах наших. Зима. Мне шесть, ему три. Запеленутый в шарфы братец мне обуза. Мне нельзя на чердак с ребятами, под пирс на льдины. Куда его денешь? Раз уже ввалился в воду. (См. главу «Игры со льдом»). Братец диковат и обидчив. Ему плохо оттого, что я старше. Ему еще долго будет от этого плохо. Пока мы не постареем. Он даже друзей получает от меня, когда они уже утомят мою душу обидами и я ухожу от них. Он с теми же людьми проходит искус дружбы, ее радостей и разочарований. Да, мне не до него. Я по большей части влюблен, отвержен, предан. Весело, легко, по-приятельски. Девушкой, скажем, отвержен. Друзьями, скажем, высмеян и (о, не самым страшным образом, не в КГБ), но все-таки предан. До братишки ли тут? Себя надо жалеть. Есть такая вековечная, от поколения к поколению форма потравы, когда двое-трое собираются и резвятся, и зубоскалят насчет третьего или четвертого. Особенно, если он несколько несуразен, и ему не даются стандарты, принятые в сообществе. С братом повторится то же, что со мной. Но позднее. На три злополучных года позднее. Боюсь, что у нас обоих эталоны дружбы завышены.и, вследствие этого, обречены на развенчание. Друзья не виноваты. Если от тебя ждут рубль, а ты даешь два - это твое дело. Но не будем торопиться. Братец самолюбив и обидчив, а я вреден, меня раздражает, что ему ничего не скажи. Обидчивость вызывает дразнеж. Я пугаю его, рассказывая в темноте про «ведьму-красный глаз», которая торчит из- под шкафа. Мне самому страшно от своих слов, но я уж потерплю, лишь бы ему было страшно. Дитя - инкубатор дуростей и пороков, которые украсят его персону во взрослости. Иногда я говорю что-то неугодное ему совсем без вредности и по делу, но он вскипает, как корсиканец, и бро­ сается на меня с опасными предметами. Между нами устанавливается будничная безотрадная вражда. Есть семьи, где люди бережны и заботливы со всеми, кроме родных. Наша из таковых, увы. Все уда-ры и раз­ дражители из внешнего мира, иногда очень жестокие, портят характер, психо-поведенческую оболочку личности. Она с особой расторможенностью проявляется в семье. Ребенок приносит свои обиды в семью. Тут свои. Он их не боится. С ними можно не стесняться. Можно - злиться, реветь, самоутверждаться. Я, например, распущенно хнычу над уроками, над строгими и увертливыми буквами алгебры. А братец Павлуша самоутверждается в скрытности, в саморегулировании своей бедственной школьной действительности с помощью тихих обманов и подлогов. Павел в душе своей нежен. Неосуществимая мечта об идеальном в человеческих отношениях травмирует его психику и непрерывно крушит здоровье. О соприродных его душе идеалах я в детстве ничего не подозреваю, да и 124