Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

...Комната в дыму. Мама в ужасе. Гостей надо кормить, готовить еду, подавать ее. - О.дь, Люсик, что ты все крутишься? Маме на это нечего сказать, матом она не умеет. А как тут иначе... Кузинам надо делать уроки, а все уже в дыму и в папином неумолкающем голосе. Я затыкаю уши пальцами и пытаюсь читать или иду гулять по городу. Прихожу через пару часов, одна сестра спит за и.. "> й , другая, зажав уши, что-то учит. Мама убирает со стола фамильный алюминий, моет посуду в углу. Абажур готов взлететь от дыма. Папа раз­ глагольствует о Пушкине, Ломоносове, о глупой диссертации дутого авторитета. - Кому нужны эти благоглупости! Он там упоминает оливье. Оливье! В это время, да еще за столом у воспи­ танного на Левшине батюшки... Чушь собачья! Пальцем в небо... Гости пьяны, утомлены и не соответствуют научному уровню Николая Ивановича. Но папа неутомим. И до сих пор в 85 лет... - Ну, мы пойдем, - говорит заплетающимся языком один из аспирантов, паразитирующих на папиной эруди­ ции. ...Мама подхватывает подкошенный им стул. - Оливье... Ха-ха! - говорит отец, икая и прижимая подбородок к яремной выемке, как бы бодаясь. (От еды и выпивки у него всегда такой тик). - Глупости! Куда вы пойдете, ночь на дворе... Люсик, организуй... Мама дрожащей от бессильной ярости рукой ставит в сушилку последнюю вымытую тарелку. Пока я писал этот очерк, мама, уже девяноста лет отроду, умерла. Мы похоронили ее на прекрасном кладбище - корабельные сосны, могилы в желтом песке. Но великая епархия смерти непроницаема, и я, навсегда озадаченный маминой судьбой, часто возвращаюсь в ее жизнь... Девятый день. По преданиям религиозных мистиков, душа покидает окрестности погибшего тела и все обита­ лища прожитой жизни и уходит в мировое пространство. Через тридцать один день она предстанет перед Господом. Ее дальнейшая жизнь будет определена. Ничего не умею принимать на веру, но всегда думаю про такие вещи: пусть будет так, раз уж Господь душу мою на этот счет никак не вразумил. Я не молюсь, потому что не умею, а умел бы - попросил бы простить маме моей ожесточение характера, ко­ торое и было, пожалуй, ее единственным грехом. КРАТКОЕ ОБОЗРЕНИЕ СЕМЕЙСТВА ШУЛЬЦ Еще один невротик. Еще одна доброта и любовь живет под гнетом своих домашних и всероссийских бед. Это вторая по возрастному счету сестра Рая. Они с мамой внешне даже похожи. Но Рая самая резкая из «теть». Глаза у нее то добрые, даже веселые, то колющие. И голос неспокойный. Ей свойственен тонус обороны. Она не может себе позволить совсем уйти в семью, спрятаться в своем сморо­ диновом, оставшемся от финнов, саду. (Она каждый день ходит на работу). Муж ее непутевый, чухонец Герман Шульц, бесчувственный, беспечный, довольно, впрочем, добродушный, пил и семейными заботами пренебрегал. Денег она тоже от него видела негусто. А у Раисы две дочери, надо одевать, кормить. Работала Рая на писчебумажном комбинате поселка Советский в самой саркастической и сварливой долж­ ности - уборщицей. Всего насмотрелась. О жизни, о мужиках, о порядках на комбинате не думает ничего хорошего. (Кстати, все уборщицы в нашей стране великие скептики и критики режима). Как и Валя, Раиса вела позиционную войну со своим по-фински невозмутимым Германом. В отличие от Вали, Рая не ведает сладости повествования об их контактах. Тем более что Герман, в отличие от Григория, полного чуд­ ной сатирической риторики, совершенно скуп в речах и отстреливается лишь улыбками и миролюбивым бойкотом. Да и Рая лишь постреливает, а диалогами не увлекается, не строчит «дурнями», «пентюхами», «мудилами» в своего любимого финна. По моим наблюдениям, Рая не совсем свободна от его светлоглазого и неторопливого чухонского обаяния. Смородина у Раи, оккупированная финская ягода, крупна, как вишня. И долгие годы была такой же мощной и плодородной. Съесть ее было невозможно. Этот витамин С в черных горошинах стоил на рынках недешево. Рая посомневалась, постеснялась, да и решила сделать ее приварком к скудной зарплате уборщицы. Застенчиво везла она корзину со смородиной к нам в Комарово, и мы все вместе стыдливо продавали ягоду знакомым. Те слетались, как мухи на варенье, ибо благородная, чуждая торгашеского духа Рая продавала ее дешево. 121