Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

У Бориса Ивановича было два риторических средства - это жестикуляция и вводные слова. Он так злоупот­ реблял последними, что в их синтаксической стихии совершенно исчезал всякий смысл. Взмахивая руками, как лопатой, он глубоко вскапывал классовую сущность и отбивал, как котлеты, ребром ладони три источника марк­ сизма, жестами отвращения посрамлял ревизионизм, круглыми движениями ладоней любовно окучивал прекрас­ ное дерево ленинского-сталинского учения. Ритмическая пауза отбивалась излюбленным словом «вадна», т.е. - ладно. За что и был прозван Вадна. Каж­ дый риторический период начинался словосочетанием «понятное дево». «Понятное дево, Богданов, Кауцкий, Мартов, спвошь да рядом, как говорится, ничтоже сумняшися, сопво- тивъяись Бенинской винии...» «Тут мы имеем, понятное дево, навицо, по пвавде сказать, пвояввение звевиной сущности...» и т.д. «Имеем навицо», «согвасно с установками», «незыбвимые истины», «квассовые сущности» так и сыпались из уст нашего учителя. Тут мы имеем налицо, я думаю, самоотождествление человека и доктрины - бледный огонь начётничества. Борис Иванович верил в непогрешимость и непререкаемость осеняющих страну истин. Когда умер Сталин, бесцветное лицо учителя позеленело. По его щекам непроизвольно текли слёзы. Ему было по-настоящему тяжело. Солнце ленинско-сталинских идей плохо грело его горемычную жизнь. Он, как и Фишман, был многодетен, жил в коммуналке, в одной комнате, где имел убогий уголок с лампочкой, оправленной газетой, чтоб не светить на других, где он и готовился к своим истовым урокам. Борис Иванович не сердился на нас. Он был незлобив. Но сухо и праведно карал нас за идеологическую нерадивость и близорукость. Плохое знание всего того хорошего, что он преподавал нам, тихо огорчало верного ленинца. Со вздохом ставил он нам «твойки», с сокрушением сердечным «двойки». ЗВУК ПАДАЮЩЕГО НОСА Леденящий душу случай на одном уроке истории заслуживает отдельной новеллы. Урок истории происходил в большой комнате на углу здания. Она почему-то называлась клубом. Он и был чем-то таким, так как за нашими спинами в осенений знамён цвета запёкшейся крови стоял бюст Сталина. На переменах мы неистово бесновались. Три наших девочки испуганно забивались в угол или убегали в кори­ дор. Вместо обычных стульев в клубе стояли киношные кресла, соединённые в обоймы. Мы отодвигали в стороны столы. Завладевали обоймами, и начиналось сражение. Мы отчаянно таранили друг друга кресельными связками. Они хорошо скользили по паркету. Ярость сражения доходила до такого накала, что только щепки летели. В этот страшный день было именно так. Особенно пострадала указка. Она была сломана пополам. Десятки острых щепок торчали на месте слома. Но это горюшко - не горе. В пылу сражения мы, сами того не заметив, откололи у Сталина нос. Гипсовый осколок валялся на полу... Дверь мы предусмотрительно закрыли на задвижку. Сражение затянулось и превысило размеры перемены. Робкий Борис Иванович робко стучался в дверь уже минут десять, когда кто-то услышал его. Началась паническая уборка и ликвидация последствий. Указка была сложена из двух кусков и невинно легла на стол. С носом было хуже. Кто-то приделал его до лучших времён с помощью содержимого своего собственного. Несовершенный порядок был кое-как наведён. Я учился хорошо и радовал учителя квалифицированным вскрытием «квассовой сущности». Я умел жонгли­ ровать марксистскими штампами и заклинаниями. Ничего другого и не требовалось. Борис Иванович и сам прини­ мал эти речевые ассортименты за истину истории. Вадна ввёл систему дополнений к ученическому «ответу урока» со стороны «кваса». Класс должен был вни­ мательно слушать соученика и дополнять его выступление. За дополнение историк ставил оценки в журнал. Возни­ кал соблазн дополнить, коли способен, чтобы заработать отметку и не быть лишний раз спрошенным. Времени-то на всех не хватает, и можно задёшево схлопотать «четвёрку» в четверти. Этот корыстный расчёт, увы, давал порой осечку, так как беспристрастный Борис Иванович мог поставить за некачественное дополнение «тройку», а то и «двойку». Фраза: «Садитесь, три за дополнение», вызывала волну шумного злорадства. А «два» за дополнение! Пред­ ставляете? Саркастический хохот в классе. «Не гонялся бы ты, поп, за дешевизною». Борис Иванович был чужд снисходительности к замученным дарованиям. Доблестный рыцарь сталинизма не хотел мириться с буржуазной неправдой, со всеми этими шпаргалками, подсказками... Поэтому шпаргалки по истории приходилось делать особенно тщательно и маневрировать ими осо­ бенно осторожно. На других экзаменах мы их нагло бросали друг другу, скомкав в бумажный шарик или свернув птичкой. 99