Ковалев, Н. Н. Из книги воспоминаний "В продолжение любви" / Николай Ковалев // Мурманский берег : литературный альманах / Мурм. орг. Союза рос. писателей ; [гл. ред. Б. Н. Блинов]. – Мурманск, 2000.

ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ 235 ...Школьное здание имеет на верхнем этаже актовый зал, с близко поса женными, большими окнами. Сейчас мне даже кажется, что они были вене цианскими, с закругленным верхом. Окна смотрят поверх близлежащих до мов, на юго-восток, на зарю, в даль, в бесконечность. Мне они очень нравят ся, эти окна. Сегодня они залиты сиреневым настоем, как стаканы с раство ром марганцовки. Ведь лиловый врубелевский сумрак уже посветлел. Похо же, заря все-таки состоится, несмотря на все эти предзнаменования. В зале холодно, топят плохо. В зал выгоняет нас на зарядку чаще всего спортивный математик. Была бы его воля, он сделал бы из нас спортсменов- математиков. У таких людей — сна ни в одном глазу. Он "приемный сын” Андрея Бабичева... Он проявляет две тревожные истины. На его фоне рельефно выступает расхлябанность обычных российских людей. Еще угадывается, как велика и всеподавляюща может быть власть авторитарной личности. Во мне сидит Кавалеров. И мне не хочется четкости, бодрости и физ культуры... Я не готов "к труду и обороне". Мне нравится эта мистическая увертюра к восходу солнца. Я — "внутренний эмигрант", но я покорно машу руками и приседаю. Наступающий день сулит Гумилева. Его обещал ясноликий литератор. Мне и Мише — поскольку урок литературы последний. Мы получили "Капи танов". ДРАМА НА ОХОТЕ Ноги у него были отрезаны почти совсем. Он передвигался на платфор- мочке с колесиками, отталкиваясь какими-то деревянно-кожаными приспо соблениями. У него была жена, дети и, кажется, любовница. Он окончил, в таком вот укороченном виде, техникум общественного пи тания, защитил диплом и стал директором столовой в Новгороде. И все это в нашей стране, где даже здоровым-то трудно и страшно. Трудно как мини мум и всегда. А вы говорите — Джек Лондон!.. Я очень хотел в Новгород. Вообще, отец воспитывал меня патриотичес ки, когда на него порой накатывало внимание к сыновьям. В четвертом клас се я очень любил Родину, Сталина — кажется тоже. И даже Слезы подкаты вали иногда к моему горлу. К концу обучения я знал, что родина у меня — страшная и попрана совсем. Когда умер Сталин, я его не жалел и надеялся, что родине станет лучше. В 60-м мне было 23 года. В "шестидесятники" мне было рановато. Да к тому же, я всюду опаздывал на 6 лет. В институт, например. И в результате — так никуда и не пошел... Ни в какие десятилетия... И с тех пор с равным успехом обживаюсь в любом. Ведь в каждом — и больно и радостно.