Ковалев, Н. Н. Из книги воспоминаний "В продолжение любви" / Николай Ковалев // Мурманский берег : литературный альманах / Мурм. орг. Союза рос. писателей ; [гл. ред. Б. Н. Блинов]. – Мурманск, 2000.

ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ 227 ник, двуличный приспособленец Соколов, прислуживал и лебезил во всю юркость своей подловатой натуры. Такова была наша власть и ее иерархия. Я возглавлял бессильную оппозицию. Мои соратники были запуганы и под держивали меня негласно, кулуарно. Молчаливым, даже мрачноватым разложенцем, был некто Антонов. Он терзался угрызениями совести. И однажды исповедался мне. Дела его были ужасны. Он рассказывал о своем участии в великовозрастных уличных изна- силованьях. В их кодпе был и омерзительный бодряк Соколов. Он ни в чем не сомневался. Он пытался посягать на свою маленькую сестренку. Соколов омерзительно прилипал ко мне, приходил без спроса к нам домой "делать уроки". Лебезил, прикидывался перед моими родителями пай-мальчиком. Он пользовался тем, что я не смел, не умел и не хотел рассказывать родителям о том, что представлял собой наш класс. Румяный и белокожий толстяк Панов был причастен гомосексуальной аномалии. Об утехах такого рода рассказывал еще один "носитель" наших классных мерзостей, Комиссаренко. Все виды пороков человеческих были обильно представлены в нашем классе. Четыре года проходил я эту гаванскую школу жизни. Особенно неуютно в этой структуре чувствовали себя три мальчика-ев- рея. Похабщина и жестокость отягощались добротным советским антисеми тизмом. Фишмана, худенького, бессловесного, мучили почем зря. Швайнш- тейн, чернявый, розовый, крайне еврейской внешности мальчик, был для Спасенкова моделью для ужасного медицинского опыта. Верзила захваты вал могучей рукой его лилейное горло и нажимал на сонную артерию. Подо пытный терял сознание, засыпал. Властительный злодей пробуждал его к сознанию пощечинами. РОЗА ЛЮБВИ Итак, школьная жизнь была кошмарной. Мое половое созревание со провождалось и будоражилось гадким информационным потоком. Детская любовь к дворовой девочке Тамаре цвела над навозной кучей. Я смутно ощу щал, что отношения между мужчиной и женщиной нормальны и могут быть даже прекрасны. Что факты этой пугающей реальности, хулигански, злока чественно искажены. Что все так и не так. Внутри я был чист. Я писал поэти ческие письма своей возлюбленной. Рвал и зарывал их в землю. Но ужасно волновался и изнывал от своей неосознанной сексуальности. Однажды, некто Комиссаренко, с мерзкими ужимками стал рассказывать о своей половой близости с моей любимой... Врал, я полагаю. Я остервенел от ярости. Я долго избивал его, повергнув наземь.