Ковалев, Н. Н. Из книги воспоминаний "В продолжение любви" / Николай Ковалев // Мурманский берег : литературный альманах / Мурм. орг. Союза рос. писателей ; [гл. ред. Б. Н. Блинов]. – Мурманск, 2000.

ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ 209 Папа всегда ярок, речист и влиятелен. Сыну, невольно во многом подра жающему отцу, было неприятно сознавать свою вторичность, производность. Эта неприятность усугублялась присутствием свидетеля. Его самолюбие стра дало. В присутствии отца сын как-то мертвел и помалкивал. Впрочем, рассказчивый папа Вася всех обращал в слушателей, в "ауди торию". Тем не менее, слушать он умел и сам, и даже иногда прицельно, с желанием выслушать, о чем-нибудь спрашивал. Подробного ответа не полу чалось. Уровень Василия Адриановича нависал над собеседниками и сму щал их. Но плохо от этого почему-то не становилось. Папа был увлекателен и самодостаточен. И это освобождало всех Бориных приятелей от активного участия в беседе. Василий Адрианович был вне конкуренции. Он обращал встречу в моноспектакль. ...А зайчики уже погасли. В окнах густела синева. Ежевечерне возобнов ляемая и неповторимая синева. Синева счастья... Ну что, Костя (Василий Адрианович употреблял охотно это переимено вание), дочитал до "кувшинок"? Как славно, что Василий Адрианович заговорил о Прусте! Да, здорово. И все эти жимолости, эти зеленые изгороди из первого романа серии. И, конеч но, обсуждаемые сейчас ... кувшинки — страниц этак на пять! Я смущенно выразил восхищение прустовскими фактурами. И тут же вспомнил томную тоску маленького Марселя о маминых поцелуях. Эти стра ницы запечатлелись особо. Но говорить об этом не получалось — это было бы слишком. Сентиментально. Стыдно. И просто не получилось бы. Папа Вася снабдил нас Прустом недавно. Борис тоже его только что про чел. И привычной для него форы у него не было. Мы шли вровень. Иначе было с футуристами. Борис высокомерно выдавал мне, неофиту, Хлебникова, Бурлюка, Маяковского. Все это богатство, конечно, было полу чено от папы... Пруст же был как то не по нему. Какого-то внутреннего при способления для того, чтобы блаженно окунуться в музыку прустовской не торопливой прозы, у него не было. Все нежности, тонкости, все эти кувшинки и жимолости мне были более доступны. Пруст стал для меня орудием интеллектуального реванша за борькины родовые преимущества. Тихим оружием — его не нужно было обнаруживать. Пруст выдал мне охранную грамоту "своего человека", и этого было достаточ но. О, эта дурацкая и трогательная война мальчишеских самолюбий! Блока Борис тоже чувствовал грубее. Для меня же этот поэт стал хра мом, прибежищем, прекрасным туманным Мансальватом, возвышающимся над корявым и низменным миром школы, двора и всей нашей гаванской округи. ...Василий Адрианович доставал с полки книги по искусству. Кажется, ими, уникальными тогда, снабжали его финские друзья каким-то контрабандным способом. Матисс. Пикассо. Боннар...