Ковалев, А. В. Подвиг судей Мурманской области в период Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.) / Ковалёв Александр. – Мурманск : [б. и.], 2023. – 105 с., [17 c.] прил. : ил.

95 Воспоминания А. М. Худоерко и О. Н. Кадановой нараспев, как водится у истинных кавалеристов, через выдвинутую нижнюю челюсть пропел: - Ну, бандеровцы, ну бандюги! Всё, чему вас раньше учили, - забудьте. Тут вас буду учить я! Помкомвзвода назначаю Провоторова, - категорично заявил старший лейтенант, указав кивком головы на вышедшего из строя старшего сержанта, кривоногого кубанского казачка с черными усиками и плутоватыми глазками, которого мы еще в пути с фронта намерены были выбросить из вагона на ходу поезда за подлое поведение, но старшина- герой воспрепятствовал. Имея небольшой опыт командирской службы, мы сразу поняли большую опытность старшего лейтенанта, сразу усмотревшего у Провоторова нужные качества сексота, подхалима, карьериста. Началась курсантская жизнь. Подъем в шесть утра. На подъеме, кроме дежурного по эскадрону, присутствует старшина: стройный, с зычным голосом, затянутый в ременные портупеи. Он стоял в углу казармы и после страшенно громкого крика дежурного по эскадрону «Эскадрон! Подъем!» сквозь зубы зычно нараспев цедил: «…одна минута, одна минута». Курсанты стремглав сваливались с двухъярусных металлических кроватей, натягивали обмундирование и, обернув ноги портянками и сунув их в сапоги, стремительно бросались в строй, на ходу застегивая ширинки. Но, к сожалению, вся операция сотни курсантов превысила минуту времени, и тогда старшина выступал на середину казармы и громко командовал: «Эскадрон! Отбой!». Дежурный повторял команду, и все мгновенно раздевались и залезали под потрепанные одеяла, еще немного сохранившие ночное тепло в промозглой казарме. Следовала повторно команда «Подъём!» и опять – «Одна минута! Одна минута!». Так пять-шесть раз, до тех пор, пока весь эскадрон не укладывался в указанное время. За каждым курсантом были закреплены лошадь и снаряжение. Конюшни от казармы располагались примерно в восьмистах метрах. Утро начиналось с ухода за лошадьми. Чистка лошади – полтора часа, водопой, кормление. Затем туалет, завтрак и занятия, как правило, начинавшиеся выучкой верховой езды на манеже. Правило сводилось к тому, что как на конюшню, так и по пути в казарму эскадрон шел с песней. Кормили курсантов трижды в день по девятой офицерской норме, давали белый хлеб, сливочное масло, мясные блюда, компот. Ежедневно с 15 до 16 часов был «мертвый час», сон в постели. Раздевались, залезали под одеяло, но не успевали согреться, как пробегал незаметно час, раздавалась громкая команда дежурного «Подъем!». Построение. Два часа – самоподготовка, проводимая под руководством помощника командира взвода, или по отделениям - командирами отделений. Затем два часа - уборка конюшни, чистка и кормление лошадей, ужин, час личного времени, прогулка по морозному заснеженному городку с песнями, построение на вечернюю поверку, разбор итогов дня, поощрение отличившихся, наказание виновных, задачи на следующий день. Пять минут – туалет. Отбой! Девятая норма питания и час «мертвого отдыха» улетучивались бесследно, а расход энергии превышал все заложенные калории на сутки. Было голодно и зябко… Наиболее напряженной была верховая подготовка на манеже, которую проводил старший лейтенант Шингирий. Кадровый кавалерист, мастер верховой езды, он и в мыслях не допускал, что на лошади можно сидеть и управлять ею иначе, чем он сам. При отработке посадки на лошади требовалось, чтобы лопатки на спине седока были сведены вместе. Локти прижаты к туловищу, кулаки, держащие повод, стоят «стаканчиком», голова всадника приподнята, взор устремлен на начальника – «ешь глазами начальника», поясница прогнута, икры ног развернуты, каблуки опущены, носки приподняты. Всадник с лошадью слит в одно целое: не шелохнись, не наклонись… После двух часов отработки посадки при «учебной рыси» - без стремян, без опоры на стремя - ощущение такое, что в голове у тебя если что-то и было, то взболталось, перемешалось и превратилось в цементированный сгусток…