Ковалев, А. В. Подвиг судей Мурманской области в период Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.) / Ковалёв Александр. – Мурманск : [б. и.], 2023. – 105 с., [17 c.] прил. : ил.

91 Воспоминания А. М. Худоерко и О. Н. Кадановой Немцы даже средние и тяжелые танки вели в наступление с осторожностью, опасаясь подставить танк под прямую наводку, под выстрел мчащегося вперед на полной скорости Т-34. Приданный нашему эскадрону легкий Т-70 гонял немцев по сухой, не убранной с осени кукурузе. А три «тридцатьчетверки» приостановились в кустарнике. Командир одного танка приподнял люк и крикнул: - Казаки! - По машинам! - Зададим фрицам жару! - По коням! – скомандовал я двум десяткам казаков и сам мгновенно оказался на танке у башни. Взревели моторы, и танки рванулись вперед. При остановке на мгновение – выстрел, выстрел, выстрел… и снова вперед. Два немецких танка загорелись, остальные остановились: видимо, немецкие танкисты пытались определиться, насколько опасна атака «тридцатьчетверок». Последовали залпы орудий противника. Один мощный вражеский снаряд рванул перед нашим танком. Взрывной волной нас вихрем смело с брони на мерзлые груды чернозема. «Тридцатьчетверка» мгновенно сделала маневр и умчалась вперед, ведя огонь по самоходкам противника. Во весь рост я упал спиной на мерзлую землю, головой, поясницей, копчиком ударившись о твердые, как железо, груды чернозема. Страшная боль во всём теле не давала пошевелиться. Только руками ощущал прижатые к груди автомат и сумку с гранатами. Потом всё куда-то уплыло, померкло… Очнулся к вечеру. Лежал в нательном солдатском белье на железной кровати на рваном тюфяке, в маленькой комнатушке ветхой сельской хатенки, что затерялась на окраине села в сухом бурьяне, о чем узнал я сутки спустя. Два месяца ожесточенных боёв. В дневное время, в светлое время суток атаки одной стороны сменялись контратаками другой с переменным успехом. В отдельные дни такие встречные бои повторялись 5-6 раз. Ночью немцы отходили, а мы совершали маневр- перегруппировку подразделений и боевых средств. Потери были большими. Артиллерийским огнем немцы уничтожили наши орудия и танк. Но печально то, что погибали люди. В нашем эскадроне вышло из строя свыше сотни казаков – в основном, молодых ребят. От огромной скирды соломы, за которой укрывались остатки нашего эскадрона, по открытой местности, по голому полю казаки пошли в атаку на позиции неприятеля, окопавшегося в лесопосадке. Нас поддерживала дальнобойная артиллерия; немцев – их минометные батареи. Фонтанчики степной пыли поднимали пули у ног наступающих, но казаки лишь ускоряли бег, да огонь пулеметов становился гуще. «Надоело ложиться и окапываться!» – оправдывались смельчаки. - Ильчук! Ложись! - крикнул я впереди бегущему сержанту с ручным пулеметом. - Не мешай, командир, - смеясь, ответил Ильчук и продолжал бежать. Ильчука я знал с июля 42 года, мы подобрали его, 17-летнего мальчишку, в Пятигорске во время отступления. И зачислили в наш эскадрон. Он оказался смелым парнем – не прятался в бою. Потом полковая школа, сержантское звание, бои у Курской Дуги, прорыв Миус-фронта. Я не был его командиром (мы были одногодки), но он называл меня командиром, не потому, что я командовал отделением управления эскадроном, а по фронтовой дружбе, и я, как он говорил с юмором, на военную службу на две недели раньше пристроился. - Ты, командир, сам никогда не прячешься, и мне «плохой» пример подаёшь, - поравнявшись со мной, прокричал Ильчук. Ребят жалко. Остались в моём отделении только Виктор Казявин да Василий Пархоменко. Остальные полегли за последние дни. Укрывшись за небольшим курганом, мы поставили два пулемета и открыли огонь по позициям противника. Несколько огневых точек немцев замолкли. Наша артиллерия