Коржов, Д. В. Несмиренный живописец : [роман-биография] / Дмитрий Коржов. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2018. - 270, [1] с. : ил., портр., факс.

Несмиренный живописец 233 и долго, с паузами, чтобы и слушатели смогли, успели понять, почув­ ствовать, что происходит с лирическим героем стихотворения, ощу­ тить его боль. Для Маслова-то ситуация своя, знакомая. Невольно вспомнишь абрамовские «Две зимы и три лета», то, как Мишка Пряс- лин с их кормилицей Звездоней прощался... Классика! Да, за стихи Маслов многое мог простить. Может быть, даже все. Коля знал, конечно, об этом. Пользовался этой масловской слабо­ стью. Любопытно, что обоснование собственной беды он в пись­ мах опять-таки на стихах строит, пишет в одном из писем в феврале 1994-го: «На протяжении нескольких летя страдаю галлюцинация­ ми. Многие стихи написаны, вернее, списаны с них, кстати, «Звона­ ря зрачок» - описание галлюцинации. В последнее время к галлюцинациям, то есть, «видениям», до­ бавились и чисто слуховые. ...Прежде, читая Рубцова, я был уверен, что его лучшие стихи - плод многодневного труда над строкой, над образом. Теперь я уве­ рен в обратном. На определенном этапе каждый поэт болеет этой, «моей», болезнью. И все образы - оттуда, работа заключается лишь в том, чтобы суметь их выразить языком. Как и когда наступает это состояние? Легче всего войти в него, употребляя спиртное несколько дней подряд. Затем надо резко бросить. Приблизительно на третий день (это лично мои ощуще­ ния) наступает бессонница, сильные головные боли и т. д. Начина­ ешь спать через день. Раньше я мог входить в него и просто лишая себя сна...» Дальше автор размышляет о жизни-измождении - постом, бес­ сонницей, холодом, веригами, в результате которой, по мнению Колычева, человек становится «зрячим духовно». Нормальная такая теоретическая база. В оправдание пьянству, конечно, но, безусловно, имеющая право на жизнь. Продолжение там у Николая Владимировича замечательное о недавнем вояже за границу: «Поездка в Норвегию: регулярное питание, регулярный сон, режим выбили меня из колеи, и я только сейчас возвращаюсь к тому состоянию, в котором должен находиться...» Состояние, о котором идет речь, - разумеется, то, в котором можно писать. Речь, в общем-то, о так называемых пограничных, предельных состояниях, в которых и пишутся лучшие стихи. Но, если за стихи Колычеву многое прощалось, то за них же и доставалось порой крепко - почище, чем за житейские шкоды да проказы. Литература, в принципе, воспринималась Масловым, по­ читаема им была как нечто сакральное, святое. И за неподобающее,