Коржов, Д. В. Несмиренный живописец : [роман-биография] / Дмитрий Коржов. - Мурманск : Дроздов-на-Мурмане, 2018. - 270, [1] с. : ил., портр., факс.

Несмиренный живописец 231 «А Колычев - один!» Да, еще был Колычев. Замечательный русский поэт Николай Колычев, ныне лауреат многих премий, в сущности, классик, если не всей русской, то уж Кольской литературы, во всяком случае. Он, правда, старше, но в начале девяностых еще был совсем молодым, ну а уж вел себя подчас абсолютно, как мальчишка, так и неповзро­ слевший отрок. - В Мурманской области, может, сто тысяч совершенно непью­ щих людей. И что мне с этих трезвенников? - в сердцах говорил Маслов не раз в ответ на упреки - и мне, и другим людям из ближ­ него своего круга. А потом добавлял с любовью и светлой улыб­ кой: - А Колычев - один... Их взаимоотношения всегда напоминали отношения отца и сына, отношения безусловной взаимной любви и требователь­ ности. Так только очень родные люди друг к другу относятся. Нет, в сущности, Маслов для всех нас, в разной степени молодых в ту пору поэтов, был отцом. Но для Колычева - в первую очередь. По­ чему? Наверное, оттого, что Николай больше всех в этом нуждался. Из-за неустроенности его всегдашней, кромешного колычевского безденежья и бездомья. И - от любви. Виталий Семенович очень Колю любил, может быть, больше, чем кого-либо из нас. И это по­ нятно. Стихи в начале девяностых, Николай Владимирович писал замечательные. Именно в то время Маслов стал составителем тоненького, на газетной бумаге сработанного Колиного сборничка «Звонаря зрачок», который поныне остается лучшей книгой Колычева. А потому Коле прощалось если не все, то почти: и пьяные загулы, и хамство, и дурацкие выступления, коих имелось в достатке - и на собраниях в писательской, и за рюмкой, и без оной. Беда это, конечно, была. Причем для обоих. Колычев - человек не злой, но вспыльчивый и резкий. К тому же привыкший, что ему больше, чем другим позволено. Вот и давал себе волю. А потом сам же, когда проспится и толком над всем поразмыслит, мучился-стра- дал, места себе не находил: «Что ж я наделал-то, дурачина?!» Занятно их переписку тех лет читать. Едва ли не каждое - длин- нехонькое, многостраничное послание - начинается с простран­ ных Колиных извинений на пару страниц, не меньше. Винится искренне, зарекается впредь ничего подобного не делать. Но в следующем же письме - продолжение банкета. Ну никак не полу­ чалось у Коли тихо-мирно в Мурманск съездить!