Коржов, Д. Доброволец / Дмитрий Коржов // Площадь Первоучителей : литературно-художественный и общественно-политический альманах / Мурм. орг. Союза писателей России. – Мурманск, 2007. – № 7.

молчание. Сербы сидели насупленные, хмурые. Потом тот, кто больше всех кричал, обиженно сказал: «Да что ты придумываешь? Американцы — это же нация дегенера тов. Они ведь ничего не могут. А ты... Может, ты и не русский вовсе, голову только нам морочишь...» Сергей в тот момент почувствовал: ещё чуть-чуть — могут и побить, народ-то горячий. И, чтоб хоть как-то снять повисшее над столиком напряжение, начал объяс нять, что вообще-то о первенстве Штатов в освоении лунных ландшафтов все знают, об этом во всех учебниках написано, мол, мне об этом и в школе, и в институте говорили. После этих слов сербы аж просветлели все. Загалдели радостно. Вели себя так, словно им открылась великая истина, а на Сергея смотрели с сожалением, как на наивного ребя тёнка, выучившего по ошибке не тот параграф учебника. - Всё ясно, с холодной уверенностью врача, оглашающего диагноз, заговорил глав ный сторонник того, что первыми на Луне были именно русские космонавты. — Он учился по учебникам, написанным американцами... Эти его слова гуляки встретили восторженно. С ходу зашевелились, загомонили, принялись усаживать гостя за свой сгол: «Садись, рус, выпьем нашей водки!» Как было отказаться? Обиделись бы пуще прежнего... Выпил он с ними, конечно. И за Гагарина, и за Белку и Стрелку, и за Россию и Сербию, и за наших на Луне, понятное дело, тоже... Именно тогда Сергей впервые попробовал ракию. .. .В отряднуюжизнь он врастал постепенно, шаг за шагом, или, как это по-сербски, «корак за кораком». ВземлянкеДражена Сергей стал третьим. Ещё однимжильцом там был Неделько. Бывший школьный учитель, всю жизнь прожил он в Вуковаре, вёл рус ский в одной из местных школ. А потом пришла война. От школы, где работал Недель ко, только стены остались, а от дома, где жил он с женой и сыном — ничего, одна воронка. Неделько в отряде звали «дедом», хоть был он ещё совсем не стар, всего-то шестой десяток разменял. Он тепло вспоминал титовскую Югославию, что не мешало ему люто ненавидеть коммунистов и искренне верить в скорое возвращение на родную землю короля и монархии. На рукаве его камуфляжа красовалась нашивка с надписью «За краля и отацбину» («За короля и Отечество»). Но Сергея при первой встрече больше удивил его головной убор, напоминавший пилотку, но необычную — словно распах нутую, раскрытую, как шатёр. - А можно вашу пилотку посмотреть... — сунулся он было к Неделько. И тут же понял, что сделал что-то недопустимое, что-то совсем не то, противное всем прави лам. Старый улыбчивый серб, только что радостно пытавшийся по-русски напевать «Катюшу», разом помрачнел, спал с лица. Он как-то весь подобрался, запыхтел, как перегревшийся чайник, а потом выдохнул на собеседника такой затейливый, цветас тый набор сербских ругательств, что Сергею, который по интонации да и кое-каким похожим словечкам, понял, о чём речь— только и оставалось, что молча ждать окон чания матерной эскапады. Как же! Он обозвал шайкочу — головной убор четников, королевских войск Югославии — пилоткой, которая пришла на Балканы с Совета ми. Да как их можно сравнивать! Недопустимо! Немыслимо! Неделько ещё долго распространялся по поводу непристойного невежества человека, с которым ему ещё неизвестно сколько предстоит спать в одной землянке. Но потом всё же сменил гнев на милость и рассказал Сергею про югославский 41-й, про четников и их славного войво- ду Драголюба Михайловича, про партизан Тито, их совместную борьбу с фашиста ми, которой так мешала гражданская бойня — война четников и партизан между собой. В общем, накричался вдоволь, а затем бережно, как святыню, даже дал русско му примерить четничью пилотку, как про себя стал называть шайкочу Сергей. .. .И потекли серенькие, похожие один на другой, дни позиционной войны. Такие I же вялые и нуцненькие, как мелкий непрекращающийся дождик в мурманском сентябре. I