Коржов, Д. Доброволец / Дмитрий Коржов // Площадь Первоучителей : литературно-художественный и общественно-политический альманах / Мурм. орг. Союза писателей России. – Мурманск, 2007. – № 7.

И спал не втёплой постели, а на полу —не раздеваясь, неснимая потрёпанного пыльного камуфляжа, удобно, заботливо устроив рядом, под боком «Калашников» с рожками, скрученными вместе изолентой — по афганской моде. Квартира была мертва — ни стёкол в окнах, нидверей. И танго не звучало. Слышно было лишь, как сквознячоклениво шевелит отставшие от меченных пулями стен крылья обоев. За взмахом — взмах, за взмахом —взмах. И ждал его здесь не горячий, щедро заваренный чай с мягкой, сдобной маминой булкой на родительской кухне — иное. Горсть сухарей он запивал глотком тёплой гроздовой ракии — виноградной водки, которой угостили накануне. Таким бьш завтрак. Ещё — сигарета: пряный, со сладкой горчинкой запах дыма принес с собой аромат мирной жизни. Начинающийся летний день обещал быть, как в детстве, долгим, бесконечным. И нужно было его прожить... Так начиналось едва ли не каждое его утро в Сараево. Но это — следующее после визита Дока в их дом утро — было другим. Турки «взяли» их ещё ночью, перед рассве том, когда сон особенно крепок и снятся самые тёплые летние сны: втихую, ножами, вырезали охранение, но не всех — двое сербов-таки открыли огонь, подняли осталь ных. Но первый этаж пришлось оставить, хорошо хоть успели выскочить из подвала, остались бы там — верная смерть. Сергей уходил одним из последних. Отстреливаясь, он уводил наверх Небойшу, когда один из нападавших — невысокий такой, но бойкий, расторопный турчонок треснул из подствольного гранатомёта по лестнице вследскрыв шимся на втором этаже русскому и маленькому сербу. Короткий хлопок, разрыв — яркая вспышка света, что на мгновенье разом и осле пила, и оглушила. Взрывной волна Сергея бросило вперед, с маху, плотно, втемяшило в стену. Лбом — в голый бетон. И загудела, закружилась, уплывая из-под ног, земля... И, будто захлопнули дверь, отгородили от света. - Живой вроде... Ну, Серёжа, где ты? Очнись... — знакомый голос звучал приглу шённо, словно откуда-то издалека, сквозь стену. Он открыл глаза. Склонившийся над ним Павел смотрел встревоженно, но чуть не доумённо, с некоторым недоверием даже: мол, не может такого быть, чтоб Помор и вд руг— неживой, небось, притворяется, шутки с нами шутит. Обычный Бирюков. Но что- то, как показалось Сергею, всё-таки не то. «Щетина. Не побрился. Не дали...» — понял он, наконец. А тот, увидев таза товарища, удовлетворенно кивнул: - О, я ж говорил... Ну, как ты? - Нормально. Как говорят в таких случаях — не дождётесь... Вот только слышу хреново... — он попробовал приподняться, но не смог: комната закружилась, пошла в пляс, вынуждая вернуться в прежнее положение; и — мерзкий, сладковато-липкий комок тошноты во рту. — Да, и голова вот кружится... И тошнит. - Всё понятно. Похоже, контузия и сотрясение мозга... — мрачно подытожил Бирюков. —Невесело... Бирюков прямо через куртку вкатил ему в руку какую-то мутную сыворотку, и Сергей провалился в яму тяжёлого, нездорового сна. Он очнулся от рокота —то и дело стихающего, чтобы возникнуть опять, с новой силой. Это было похоже на стрёкот маминой швейной машинки, а точнее — нескольких швейных машинок. Кроме этого звука, ещё — тяжесть и духота, словно его упаковали в тесную непроницаемую короб ку, обложили мешками, не помыслив, сможет ли он там, внутри, в этом ящике, дышать. Лениво подумал: «А может, я в фобу?.. Хотя вряд ли. Рановато вроде...» Он открыл глаза и попытался подняться. С трудом, но получилось. С глухим шу мом, будто крышку, отворил он верхний мешок, выбрался из завала. И тут только понял, из чего сделана его «коробка». Это были не мешки. Это были трупы. Он находился в самой дальней, тупиковой, без окон, комнате дома. Ребята на всякий случай укрыли его мёртвыми телами чужих солдат. Свои лежали тут же, вдругом углу. С открытыми глазами. Деян и четверо других сербов из последнего пополнения, которых