Коржов, Д. Доброволец / Дмитрий Коржов // Площадь Первоучителей : литературно-художественный и общественно-политический альманах / Мурм. орг. Союза писателей России. – Мурманск, 2007. – № 7.

в месяц, что платили здесь добровольцам, едва хватало, чтоб обеспечить себя. Впрочем, Алтайца это не особенно заботило. Была ещё какая-то причина, что крепко держала его на этой войне, помимо денег и прочего. Что? Андрей не говорил. Да никто и не спраши вал. Алтаец был опытен, тёрт, как старый медный пятак. Большой и грузный, он мог показаться медлительным, даже неповоротливым. Однако, как позднее не раз убеждал ся Сергей, когда того требовала ситуация, Андрей словно сжимался в тугую пружину, становился резким и быстрым, неизменно, без сбоев, разжимаясь для удара — молни еносно и неотвратимо. Он жил одним днём, ничему не удивлялся, не стонал и не жало вался. Казалось, единственное, что его всерьёз интересовало, так это то, что будет в роте на завтрак, обед и ужин. Ох, любил поесть. Однако и к еде относился просто и без вывертов: главное, чтоб она, еда, не прекращалась, и было еёв достатке, а там —попил- поел, и — хоть трава не расти. Иное дело Колёк и Санёк. «Двое из ларца» — так, вспомнив старый советский мультик, прозвал про себя Сергей двух других новоиспечённых четников Докича. Были они и впрямь, как братья, как те дубинноголовые молодцы из волшебного ларца, очень похожи. Как в первый его сараевский день сказал Бирюков: «Да их в одном инкубаторе делали. Глаза стеклянные, руки — грязные. А говорят так, что лучше бы и не слышать. Отморозки...». Пашу, этого чистюлю, фронтового денди — по всему было видно '— особенно задевала крайняя нечистоплотность «братцев» — эти самые «грязные руки». Когда знакомились, старший —Колек — невысокий, лет сорока, седой мужик, молча протя нул Сергею руку: прокуренные, жёлто-копчёного цвета, пальцы, и — чернота под ног тями. Санёк оказался и поразговорчивее, и чуть моложе. - Шура, можно Саша. Или Санёк... — назвал он себя, и кисло ухмыльнулся: —А ты, значится, тот самый Помор. Ясненько... - Не знаю уж насколько тот самый, но помор... - Ну, как же, бля, базара про тя много тут всякого было. Байки всё нарядные — одна краше другой... - О чём байки-то? - Ну, чё, про то, как самолёт из винтовки смонтырил. Как вы с Майором на пару два турских дота оприходовали. Мы уж с Кольком думали, прям, Шварц какой-то, супер. А тут, воще-то, обычный парняга. Санёк говорил вполне миролюбиво, даже с некоторым уважением. На губах — полуоскал-полуулыбка: мол, понимаю — всё, что про тебя брешут, туфта, шняга пол ная, но зато красиво и нескучно. «А глаза действительно стеклянные. У обоих... — машинально отметил про себя Сергей. — Но сербы-то, сербы... Да, насочиняли бра тья-славяне, ничего не скажешь, отвели душу. Как там Паша говорил — «Хочется соот ветствовать». Вот теперь, уж будь любезен, соответствуй». .. .Бункер, в котором они с Алтайцем дежурили ночью, стоял на втором этаже. Хотя, какой там, к чёрту, «бункер»? Так сербы привыкли называть любую мало-мальски ук репленную огневую точку. Вданном случае имелся всего лишь обложенный мешками с песком пулемёт. Бирюков ещё мрачно шутил по этому поводу: - Ну что за страна: столица — село, в котором козы травку щиплют, армия — сборище вояк, которые приказы не то что не слышат, а не хотят слышать, бункер — стена, два бревна, да какой-нибудь гангстерский, на ладан дышащий, «Томпсон», из которого, наверно, ещё Аль Капоне гвоздил своих подельников. Такой же «бункер» был и здесь, только место «Томпсона» занимал спаренный «Мак сим». Отсюда, из-за пыльных мешков пулемётного гнезда, в прицел «максимки» хоро- Iшо просматривались перекресток и соседняя, уходящая в глубь турецкой территории, улица. Сектор обстрела не ахти какой, но всё же при поддержке соседнего подобного же