Конецкий, В. В. За доброй надеждой : роман-странствие. [В 2 книгах]. Кн. 1, ч. 1-2 / В. Конецкий. – Москва : Терра, 1997. - 349, [2] с. : ил.

И тут прикатил какой-то русский — эсэсовец. Долго смот­ рел на пленных и приказал не стрелять, а отправить в ла­ геря. Так Сергей Сергеевич остался жить. Из плена он бежал. В тяжелых, затяжных, оборонительных боях и в истерике лобовой атаки Сергей Сергеевич показал свое мужество и чис­ тоту своей души. Его уже никто — до самой смерти — не упрекнет в трусости. А что делать тем, у кого нет такого оправдания? Быть может, именно потому сегодняшняя молодежь дерзит больше, чем это следует? Дерзить — не самое легкое дело на этом свете. За дерзость кое-чем приходится рисковать... Я все чаще вспоминаю офицеров, которые преподавали нам в училище. Какой чистой совести были эти люди. Я помню капитана третьего ранга Хватова. Он преподавал управление артиллерийским огнем. Безжалостно уничтожал он наши надежды на субботнее увольнение в город «гусями», то есть двойками. Черный, худощавый, желчный и очень талантливый. В пре­ красно сидевшей на нем форме; с теми скупыми, точными и пластическими движениями рук, которые принято называть «аристократическими», хотя Хватов был так же далек от лю­ бой аристократии, как всплески наших залпов от цели; т яж ­ ко больной язвой желудка; прошедший от Сталинграда до Берлина на бронекатерах речных флотилий, штурмовавший Пинск, севший на мель под Пинском в пятидесяти метрах от немецких «тигров»; прыгавший через отмели на полных хо­ дах вперед, когда сразу после «полного вперед» дается «пол­ ный назад» и волна, которую тянет за собой корабль, догоняет его и перекидывает через перекат, а иногда... не перекиды­ вает... Или преподаватель минного оружия, капитан второго ран­ га, фамилии которого не помню, весь дергающийся, девять раз подрывавшийся на минах и оставшийся жить, очень злой, часто несправедливый, мелочно-придирчиво требовательный. И его: «В минном деле, как нигде, вся загвоздка — в щекол­ де». Потом, когда уже на флоте мне пришлось столкнуться с минами, взрывпакетами и прочими штуками, я понял, как его придирчивость воспитывала в нас элементарную верность жизни. И прекрасно помню нашего комиссара по фамилии Комис­ саров и политработника майора Ломакина. Это были насто­ ящие комиссары, которые теперь знакомы молодежи толь­ ко по книгам. Большевики, гуманисты, вникатели чужих судеб, отцы матросов, больные и израненные, спокойные и опытные.