Конецкий, В. В. За доброй надеждой : роман-странствие. [В 2 книгах]. Кн. 1, ч. 1-2 / В. Конецкий. – Москва : Терра, 1997. - 349, [2] с. : ил.

Я устал от воспоминаний. «Это дело тоже требует большого напряжения», — подумал я. И пошел к трамваю. Надо было ехать домой и готовиться к техминимуму, листать учебники по навигации и повторять «Правила предупреждения столкновения судов в море». Ни­ что так легко не забывается, как эти правила. Их приходится повторять всю жизнь. Середина жизни Тридцать пять лет считается серединой жизни. Многие в этом возрасте попадают в кризис. Например, Данте в тридцать пять тоже затосковал: Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу, Утратив правый путь во тьме долины... Утратив правый путь, Данте сел и написал «Божественную комедию». Ему утрата правого пути помогла войти в бессмер­ тие. А у меня «Божественная комедия» не получалась. Мой первый рассказ был о детской любви, седом капитане и очаровательной художнице, которую я поместил почему-то на Шпицбергене, хотя никогда там не был. Вероятно, я ис­ ходил из того, что Данте тоже не был в аду. Мурашки бегали по коже от восторга, когда я перечитывал свое сочи­ нение. Оно характерно абсолютным отсутствием какой-либо мысли. В литобъединении, где мы проходили свои университеты, существовал специальный литературоведческий термин: «пи­ сать животом», что означает писание без помощи головы. Я хорошо усвоил этот метод, потому что пользовался им с раннего детства, чисто интуитивно впитал его, никто в меня его не вколачивал. А то, что в тебя не вколачивают, почему-то впитывается особенно крепко. Лет в тридцать меня потряс Довженко. Он сказал, что «пи­ сатель, когда он пишет, должен чувствовать себя равным са­ мому высокому политическому деятелю, а не ученику или приказчику». Не знаю, поднимался ли сам Довженко до таких вершин, но мне стало ясно, что писать надо бросить. Каким я могу быть политиком, если не знаю толком истории мира и своей собственной страны, не знаю многих знаменитых произведений