Конецкий, В. В. Вчерашние заботы : [повесть] / В. В. Конецкий. - Москва : Вече, 2013 (макет 2014). - 445, [2] с.

Узнал я об этом, случайно встретив возле Владимирского собора Анну Саввишну. Она шла ставить в помин души вечного старпома свечку. И я сопроводил ее. Ведь все мы люди добрые. И когда умира­ ет какой-нибудь и не очень-то симпатичный моряк, один сонлаватель обязательно вспомнит случай, когда умерший сам стал на руль, а ру­ левого послал на бак подменить впередсмотрящего, чтобы тот немно­ го отогрелся; другой подумает-подумает да и вспомнит какую-нибудь добродушно-смешную историю про усопшего и т.д. Здесь срабаты­ вает, вероятно, даже не только обычная врожденная человеческая до­ брота. Кажется, Островский заметил, что исправлять человека или народ, пытаться их улучшать можно только в таком варианте, если бу­ дешь показывать и то, что знаешь за ним хорошего, а не одно плохое. Конечно, на это можно ответить, что исправлять или улучшать народ наш нет резона, а исправлять или улучшать спиро хетовичей — дело безнадежное. И что стопроцентная ненависть к нравственной темно­ те, нечистоплотности и трусости запрограммирована в нормальных людях самой природой. Природа такую программу в нормальных лю­ дей заложила потому, что нравственная тупость и трусливость угро­ жают поступательному развитию сознательной материи, то есть са­ мой эволюции человечества. И потому надо спиро хетовичей рубить, рвать в клочья и вешать в детстве. Но природа заложила в нормаль­ ных людей еще и бессознательную тончайшую хитрость: бороться со злом добром. В результате всего этого дьявольского коварства природы я от­ правился вместе с Анной Саввишной во Владимирский собор и даже пожертвовал целковый на свечку. Возможно, туг и еще один факт свою роль сыграл. Оказывается, умер Арнольд Тимофеевич в очеред­ ном арктическом рейсе в Тикси и похоронили его на том тоскливом кладбище, где землю никак нельзя назвать пухом. Анна Саввишна у иконы Николы Морского тихо, почти даже без­ звучно прошептала какую-то молитву. Она ее так тихо шептала, как будто шерстяной носок штопала. Из всего бормотанья разобрал я только три последних слова: «Сии покойно, Кутя...» И вдруг впервые подумалось мне, что Тимофеич был в жизни глубоко несчастным человеком. Молодым он, верно, был романтиком военизированной власти и дисциплины в виде красивой показухи. И вот ничего такого у него не получилось, не осуществи­ лось. И стал он обыкновенным неудачником. Правда, человеческая глубина Арнольда Тимофеевича равна была глубине его неудачливо- 344