Конецкий, В. В. В сугубо внутренних водах : повести / Виктор Конецкий. - Москва : Современник, 1982. - 589, [2] с.

— Машка, не притворяйся, не спишь! Говорят, Конев к Пруту вышел, вечером приказ передадут: «...столица на­ шей Родины, от имени Родины...» Машка, ты слышишь? Мария Степановна засунула голову под подушку и не ответила. — У Максимовых баню топили,— сказала Юля.— А майор грозился в гости сегодня, портвейна у них бутылка есть, честное слово! — Отстань,— сказала Мария Степановна, уже понимая, что Юля не отстанет. И действительно, Юля стащила с ее головы подушку, села на кровать, тяжело придавив Марии Степановне ногу, и зашептала в самое ухо: — Он уе зжает послезавтра, Машка! Ей-богу, он в тебя серьезно!.. — Скажи, чтобы и думать не смел приходить,— строго сказала Мария Степановна.— Глупости все это. — Ну и правильно,— вдруг согласилась Юля, слезая с кровати.— Он просто баран с завитками, точно говорю... Может, и герой, но только баран с завитками. Зн ал а я та­ ких батальон цельный... — Глупая ты моя! — сказала Мария Степановна. Они были почти погодки, но Мария Степановна казалась себе старше, мудрее Юли. И Юля, как ни странно, не про­ тивилась этому. И послушно играла дочку и слушалась Ма ­ рию Степановну, как маму, которую можно сколько угодно обманывать, но которой нельзя сделать больно. — Хочешь, спою? — спросила Юля. Она скинула с себя гимнастерку, осталась в майке, взя­ ла гитару, отошла к двери, прислонилась к ней и з а гл я ­ нула в гитару с той неожиданной и милой улыбкой, за ко­ торую Мария Степановна могла простить ей многое. На левом плече Юли явственно виднелся шрам. Она прижала подбородок к этому шраму, улыбка загасла на ее лице, скулы напряглись, она скрипнула зубами неприятно, по- ночному жутко и взяла первый аккорд. Она пела о белой немецкой ракете, о холоде замерзшей сирени, о рассыпан­ ной на бруствере окопа махорке, которую вдруг увидел сол­ дат перед самой атакой. Все смешалось в этой самодеятель­ ной песне — грусть, мужество, безвкусие, знание войны, и вечная тоска по истине, и то настоящее искусство, которое может родиться только в тепле человеческой груди. Лю ­ бовь к людям — не только к Володе, маме, Юле, но ко все­ му народу, к самому трусливому солдату, молодому и глупому, к чужим совсем женщинам н их голодным детям, к обесплодевшей земле и первой черемухе, роняющей цвет 42