Конецкий, В. В. В сугубо внутренних водах : повести / Виктор Конецкий. - Москва : Современник, 1982. - 589, [2] с.

Басаргин старательно прицелился и бросил бутылку. И конечно, промазал. И конечно, бутылка разбилась в двух шагах от милиционера, который вдруг вывернулся н?.-за угла. Мальчишки шуранули врассыпную. А летчик, называя милиционера «Яшка», объявил ему с высоты третьего э т а ­ жа все про пилку. Потом вытряхнул из своей бутылки каплю на ладонь, слизнул и запустил бутылку. И попал, конечно. До поезда оставалось двадцать минут. Басаргин взял чемодан летчика и пошел к дверям. Он завидовал майору. И, главное, тем, кто воюет с ним вместе. По дороге до вокзала майор все вырывал у него че­ модан, пыхтел, жаловался на жару и обещал передать привет Маннергейму не позже декабря. Поезд задерживался отправкой, как будто машинист жд ал летчика специально. Пропустив последний вагон, посмотрев ему вслед и не­ заметно плюнув на рельсы — тоже детское еще, какая-то примета, обеспечивающая счастье уезжающему,— капитан Басаргин вышел на привокзальную площадь и почувство­ вал свободу от забот и легкость. Явиться в часть он должен был завтра. Крышу своей части он видел невооруженным глазом. Ночлег у него был обеспечен прекрасный. И от всего этого благополучия ему стало совестно. Сумасшедшая старуха сидела в скверике, сматывая с чудовищно распухших ног бинт. Когда Басаргин проходил мимо, она схватила его за полу гимнастерки и запричитала: — Помоги убогой, родненький!.. С тюрьмы еду, третий день маковой росинки во рту не было!.. Уступи хлебца ку­ сочек! Я тебе бинтик отдам, родненький!.. Пустые глаза старухи были сухими, без слез. Басаргин дал ей сто рублей. И когда отошел, то ощуще­ ние свободы усилилось в нем. Он как бы заплатил за безза­ ботность на этот вечер. «Господи,— думал Басаргин.— Мы живем один раз, один-единственный. И каждый день, уходя, не возвращается больше никогда. Надо стараться чувство­ вать эту жизнь. И свою сорокадвухлегнюю, и жизнь этого ишака, и этого урюка. И вот по тротуару идут с работы до­ мой молодые женщины, и на заборе висит афиша «Сильвы», и вон семечки на асфальте, и асфальт мягкий от дневной жары...» Он купил билет и пошел в оперетту. Над деревянной загородкой летнего театра поднимались густые кроны дубов. Деревянные скамьи без спинок были полупусты. Усталая Сильва тяжело бегала по гулким доскам летней сцены, Бо« 30