Конецкий, В. В. В сугубо внутренних водах : повести / Виктор Конецкий. - Москва : Современник, 1982. - 589, [2] с.

в кают-компании, хотя котлеты жевали так, что за ушами трещало. На восьмые сутки повалились спать... Оркестр заиграл нечто быстрое, сразу из-за столиков повскакивали пары. Начался твист. Раскоряченные женские тела и конвульсии мужчин — танец приговоренных к смер­ ти. Застывшие на снегу в самых странных позах трупы— вот что напоминал этот танец Басаргину. Он знал, что это не так, что это танец молодых, спортивных, веселых тел. Но он не мог видеть твист, не мог... — Мы навык воинов приобрели, терпенье и меткость глаз! — заорал ему в ухо летчик.— Уменье молчать, уменье хитрить, уменье смотреть в глаза!.. Читал Багрицкого? — Не люблю твист,— сказал Басаргин.— Консерватор, отстаю от нового поколения. Твист свирепел. Растопыренные ладони шатунами ходи­ ли от бедер к вискам танцоров. Басаргин чувствовал, как затягивает его нарастающий, сумасшедший ритм. Ритм ло­ мал его душевное состояние, увлекал в иной мир, чуждый своей обнаженностью. Басаргин не привык и не мог при­ выкнуть к тому, чтобы понять призыв любви через д ока за ­ тельство физической готовности к ней. Он знал язык симво­ лов, намеков, иносказаний, а не то, что делают в твисте, соблазняя друг друга в открытую, соблазняя друг друга телом, ногами, руками. Он любил вальс. — Скажи,— заорал Басаргин летчику,— скажи, зачем надо возвращаться к танцам дикарей? — В дикарях больше правды,— ответил летчик. Он, сидя на стуле и поглядывая вокруг лихо зазывным взглядом, тоже поводил плечами и, наверное, казался себе молодым и безотказным, лихим мужчиной, а огромное брюхо колыхалось, наваливаясь на стол и отталкиваясь от стола. На столе колыхались в рюмках водка и сухое вино... Наконец музыка смолкла. И Басаргину показалось, что он всплывает из долгого удушья к белой, просвеченной солнцем пене на поверхности воды. Всплывает с той судоро­ гой торопливости, с которой рвутся к воздуху затянутые под воду вместе с кораблем моряки. У них нет никаких ж е ­ ланий, и никаких мечтаний, и никаких мыслей, кроме одной — всплыть, прорваться, удержать в груди прокисший, мертвенный остаток воздуха. И как долго нет этой просве­ ченной солнцем пены на волнах. Так уже светла, так легка вода, что можно, можно вздохнуть, но вздохнуть нельзя, потому что вокруг все еще вода, хотя и легкая, просвечен­ ная светом солнца. И сколько моряков вздохнуло в этот по­ 226