Конецкий, В. В. В сугубо внутренних водах : повести / Виктор Конецкий. - Москва : Современник, 1982. - 589, [2] с.

— Раз Майя Герасимовна сказала... еённое право... Кило мне, Маечка! — Только по полкило отпускаю! — резала Майка з а ­ ступницу под самый корень. На лице заступницы сквозь умильность и почтительность проступала заматерелая злоба, а Майка и ухом не вела. Она упивалась властью, и некого ей было бояться. Она сводила таким макаром счеты со своей непутевой судьбой и ненасытным телом. Всю ночь Майку терзали мысли о Василии. Она и раньше понимала, что такой видный парень скоро бросит ее, но все произошло слишком неожиданно. II, главное, не было никакой возможности отомстить. «Ук­ сусом бы в его нахальные зенки плеснуть!» — мечтала Май ­ ка, развешивая подсолнечное масло в банки и бидоны. И когда в магазине появилась сменившаяся с дежур ­ ства больничная санитарка и стало известно, что взрывник со стройки Алафеев ранен, а его дружок Синюшкин сидит в милиции под следствием, и крови консервированной на повторную операцию не хватает, и рентгенолог еще не при­ ехал, и заместитель главного инженера Некрасов с хирур­ гом вместе звонят в областную больницу, а дозвониться не могут,— то Майка, хотя и всплеснула сперва от неожи­ данности руками, сразу потом сделала равнодушный вид. Наплевать ей. И пусть бабы знают, что никакого интереса в нем для Майки не было, и пропадай он пропадом — Май­ ка себя без мужика не оставит. Женщины, набившиеся в магазин, наблюдали за Майкой с жадностью. И Майке даже пришло на ум пустить ненароком слух: мол, подра­ лись парни из-за нее. Она была так занята разыгрыванием роли равнодушной, беззаботной женщины, так занята была наблюдением за собой и другими в этом спектакле, что суть события, его возможные трагические — вплоть до смерти Василия — последствия ускользали от ее сознания. Только в обед, оставшись одна в конторе магазина, поста­ вив на печку чайник, намазав абрикосовым джемом пече­ нье, Майка вдруг осознала происшедшее, представила В а ­ силия мертвым, в гробу, в новом костюме, и остолбенела. — Маменьки мои родненькие! — тонко, странно заво ­ пила она, сама пугаясь своего вопля, слыша в нем такую истинную горесть и непритворность, которые никогда рань­ ше не были знакомы ей. И с этого момента она забыла о притворстве, наплевать ей стало на все, что думают и го­ ворят люди. Ничего она вокруг не видела, не замечала, и ничто уже не могло ее остановить в стремлении к Василию. В непутевой Майкиной плоти, оказалось, жила любовь 132