Конецкий, В. В. Соленый лед / Виктор Конецкий ; Мор. лит.-худож. фонд им. Виктора Конецкого. - Санкт-Петербург : NIKA, 2008. - 333, [2] с. : портр.
попали в «Чукоккалу», и почему-то вспоминал девочку — свою детскую любовь. Стихи Блока входили в меня и жили во мне: «Девушка пела в церковном хоре о всех усталых в чужом краю, о всех кораблях, ушедших в море, о всех, забывших радость свою... И всем казалось, что радость будет, что в тихой заводи все корабли, что на чужбине усталые люди светлую жизнь себе обре ли... И только высоко, у царских врат, причастный тайнам, плакал ребенок — о том, что никто не придет назад». А за окном каюты на ботдеке повизгивали уборщицы и про водницы, милуясь с рыбаками, нашими пассажирами. Распялен ная ветром занавеска трепетала над окном, как рыбий хвост. Свободные от вахт командиры били «козла» в кают-компании, радисты играли в «шиш-беш». Под нами, на глубине четырех километров, в безнадежной и торжественной тишине проплывали горы и ущелья, холмы и рав нины дна Атлантического океана. Тайны чужой планеты роились под нами в кромешном мраке. «Приснись мне та, которую я любил, приснись веселая березо вая роща или старый Павловский парк, безмятежные пруды и чугунные мостики со львами. И пускай я навсегда забуду о несчаст ной девушке в красном пальто из поезда Воркута —Москва». Так книжно я думал, прочитав воспоминания Чуковского о Блоке. В море часто думаешь книжно, если специально не сле дишь за собой. А нужно ли следить за собой и бояться книжных мыслей? Приснились плеши обпиленных перед весной молодых лип в глубоком колодце двора. И броуново движение снежинок, завих ренных сквозняком среди доходных домов Петроградской сторо ны в Ленинграде. В три сорок пять меня поднял матрос. Я помылся, причем вода в кране взрывалась и фыркала — насос работал дурно; потом пожевал заплесневелый лимон, сунул в рот первую сигарету и отправился принимать вахту. Я шел длинным коридором. Впереди мерцало зеркало, и я видел себя —далекого и незнакомого человека. Стены коридора в зеркале изламывались от качки. Незнакомый карикатурный человек цеплялся за поручни и дверные ручки. Тишина ночного судна звенела в углах и закоулках. Бессмыслен но горели в безлюдье плафоны. Была середина ночи —самый сон. 160
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz