Конецкий, В. В. Разные люди : [избранное] / Виктор Конецкий. - Москва : Аграф, 1996.- 443, [2] с. : портр.

— Естественно, — согласился Басаргин. —Я бывший летчик морской авиации. — Очень приятно, я имел отношение к флоту. —Военному? — Нет, никогда не был военным. Он на самом деле никогда не был военным. Даже когда возил из Лос-Анджелеса во Владивосток тринитротолуол. Он вспомнил ноябрь сорок четвертого года и рейс со взрывчаткой в трюмах. Вспомнил камышовые циновки, которыми американцы занавесили судно, чтобы не было видно, какой груз грузят. Вспомнил тележки на резино­ вых колесах, бесшумное движение этих тележек с желты­ ми пакетами взрывчатки и довольно мрачное, обреченное ожидание выхода в море: два предыдущих судна взорва­ лись в океане. Оба с тем же грузом. Оба на седьмой день после Лос-Анджелеса - в наиболее удаленной от берегов точке. И ясно было, что это диверсия, немецкие агенты подкидывают на погрузке мины с часовыми механизма­ ми. И когда вышли в море, никто не мог спать, нюхали и слушали переборки, и чудилось тикание... На седьмой день разговаривать перестали в кают-компании, хотя кот­ леты жевали так, что за ушами трещало. На восьмые сут­ ки повалились спать... Оркестр заиграл нечто быстрое, сразу из-за столиков повскакивали пары. Начался твист. Разгоряченные жен­ ские тела и конвульсии мужчин — танец приговоренных к смерти. Застывшие на снегу в самых странных позах трупы — вот что напоминал этот танец Басаргину. Он знал, что это не так, что это танец молодых, спортивных, веселых тел. Но он не мог видеть твист, не мог... — Мы навык воинов приобрели, терпенье и меткость глаз! — заорал ему в ухо летчик. — Уменье молчать, уменье хитрить, уменье смотреть в глаза!.. Читал Багриц­ кого? — Не люблю твист, — сказал Басаргин. — Консерватор, отстаю от нового поколения. Твист свирепел. Растопыренные ладони шатунами хо­ дили от бедер к вискам танцоров. Басаргин чувствовал, как затягивает его нарастающий, сумасшедший ритм. Ритм ломал его душевное состояние, увлекал в иной мир, чуждый своей обнаженностью. Басаргин не привык и не мог привыкнуть к тому, чтобы понять призыв любви че­ рез доказательство физической готовности к ней. Он знал язык символов, намеков, иносказаний, а не то, что дела­ 241