Конецкий В.В. Рассказы и повести разных лет. Москва, 1988.

воды дельфиньим рылом. А весь рудовоз можно было определить только одним словом, хотя это давно штамп — левиафан — чудовищное библейское морское животное, только вынырнувшее не из чрева Библии, а со стапеля НТР. З а левиафаном исчезли из видимости и деревья, и низкие небеса, и Нотр -Дам . Поднимаясь по бесконечному трапу рудовоза, я еще раз оглянулся на пройденный путь — ботопорт Крейссан- ского шлюза, перспектива портовых складов, одинокая патрульная полицейская машина, отдыхающие после днев ­ ных трудов краны...— и наконец понял причину ощущения «повторения». Просто-напросто Антверпен был первым заграничным портом в моей жизни. Я поздно начал пла­ вать з а границу — всего лет пятнадцать назад. Кролик улепетывает в перспективу пакгаузов недалеко от сто семнадцатого причала Альбертдока. Живой кролик! Или их было д аж е два... Ранняя весна была — начало мая. Воскресенье — порт не работал и был тих и пустынен. Первая зелень трав вдоль проездов. Вспышки желтых одуванчиков и мать-и-мачехи. Какие-то голубые цветочки м ежд у шпал. Солнце. Голуби на ржавых рельсах крановых путей. Крик кукушки среди складов и безлюдных стальных левиафанов. И абориген-кролик улепетывает куда-то вдаль. А з а ним трусит с ерая одичавшая кошка. И никако­ го ощущения близкого города. Безлюдность как после атомной войны. Опять крик кукушки. Аккуратно за стопо ­ ренные краны — все четыре упора доведены д о рельсов и еще подложены клинья. И за каналом те деревья, в кото­ рых сегодня так надолго за д ерж ал ся свет дня. Они в моло­ дой листве — обычные тополя, но как манят! И как хочется сорвать высокие лиловые цветы, ухоженные, специально посаженные на аккуратной грядке возле стен какого-то портового офиса! И майское солнечное тепло. И запах досок, нагретых солнцем... Мы тихо идем с моим другом по твердой и прекрасной весенней земле. И он говорит мне: «Ну вот, ну вот мы с тобой профессиональные моряки... Ну и чтй? Зачем , а? Ну вот я капитан, ну и что? Дальше-то куда, а?» И я только вздыхаю и ничего не могу сказать ему утешительного. Действительно — а дальше что? И в тиши­ не: «Ку-ку! Ку-ку!» «Ты кто? Ты куда прешь, контра? Ты к кому?» — так можно было перевести вопрос, который задал вахтенный 346