Конецкий В.В. Рассказы и повести разных лет. Москва, 1988.

Брат был уверен: война начнется с часу на час. А Петр Басаргин не верил в это. Е ро тревожили опасные, острые слова брата. И старший у б ежд ал младшего д ержать язык за зубами. Еели мы заключили с немцами договор, значит, в этом есть какой-то высший смысл. И они д а ж е слегка поссорились в эту свою последнюю встречу. Но потом обнялись перед расставанием, хотя, как и большинство мужчин, стыдились таких сантиментов... Теперь Пашка плавал неизвестно где. З а него было тревожно. И тревожно з а стариков родителей, которые сидели в блокадном Ленинграде и никуда, упрямо и не­ преклонно, не хотели уе зжать . Но дочка брата жила в Сибири, в полной безопасности . Петр поделил свой д е ­ нежный аттестат м ежд у стариками и племянницей. Теперь, из Азии, он еще рассчитывал помогать им посылками. — Частица черта в нас...— бормотал Басаргин, шагая по совершенно пустынным улицам домой. Стрекотали ци­ кады. Звезды мерцали. Звенели арыки. З а дувалом ударял в каменистую землю кетмень. Волнение от предчувствия близкого счастья теснило Басаргину грудь. Он знал в себе это тревожно-приподнятое настроение. Оно появлялось иногда среди самой неподходящей обстановки. Трудно становилось дышать. Причины волнения были неуловимы. Это настроение, Басаргин знал, было ложным. Никакое счастье не ж д а л о впереди. Но предчувствие волновало. Долго не спалось. В с е еще непривычно было лежать под одной только простыней. Не хватало тяжести шинели, полушубка. Легкость мешала. А может, мешало и д р у ­ гое — тишина. Полтора года военного гула, грохота боев, стука бесконечных эшелонов. И вот — тишина и шепот листвы. «Господи ,— думал Басаргин ,— неужели это правда, что я мог протянуть руку и тронуть крест на броне танка? Неужели это было? Неужели был этот з ап а х солярного выхлопа, горячего масла и пыли? Какая тупая, серая сила в моторе и гусеницах! Как похож танк на б е здушное ж и ­ вотное. Как тяжело смотреть в его гла за и не опускать свои! Черт знает, кто помог мне остаться порядочным человеком во всем этом кошмаре. Какой я солдат? Я все время был на пределе напряжения, чтобы сохранять поря­ дочность. Какой я солдат, если три четверти сил уходит на страх перед тем, что ты можешь струсить. Солдат не д о ­ лжен думать о том, что может струсить. И не должен заранее мучиться по такому поводу. И не долж ен уставать от неуютности. Настоящему солдату д олжн о быть уютно на 31