Конецкий В.В. Рассказы и повести разных лет. Москва, 1988.

пару моряков на сто семнадцатый причал. Боюсь, мы тут дров наломаем. Как поняли?» «Обнинск», я «Чернигород», вас понял. Мои люди ночью отдыхают. Как поняли?» «Ну, одного-то можно потревожить, дорогой товарищ. И с ним вахтенного пошлите. Пускай только рукавицы не з абудут взять. Как поняли»? «Вахтенный существует для того, чтобы стоять у трапа. Людей подниму, если вы им сверхурочные заплатите. Как поняли?» «Д а вы из какого пароходства?» «Северного. Еще вопросы будут?» «Поднимите капитана! Это капитан «Обнинска» гово­ рит!» «Капитан отдыхает. Он поздно лег, велел не беспоко­ ить. Связь закрываю». И все это на глазах бельгийского лоцмана, который понимает по-русски больше, нежели показывает (такое всегда выгодно), а он понимает, иначе почему бы он, лягу­ шатник, пробормотал: «Финита ля комедиа»?.. И все это — с «Чернигорода»! Имя-то какое! — так и гудит колоколами древних русских сторожевых монасты­ рей!.. Я машинально поднял бинокль. Вахтенный штурманец рудовоза вышел на мостик. В сильном свете палубных огней его лычки на погончи­ ках вспыхивали бенгальскими звездами , а с козырька форменной фуражки лупил по глазам прямо прожектор. Но он-то, подлец, знал, что долго в открытой атмосфере не задержится — он это твердо знал. А мои оболтусы — я это, конечно, тож е засек, когда они выскакивали на верхнюю палубу швартоваться,— толком не оделись, рассчитывали на короткую работу, на этакий марш-бросок в береговой гальюн в лондонских доках. Не из абстрактного гуманизма требуют от матросов одеваться по сезону. Просто-напросто шевелятся они в замерзшем состоянии еще хуже. — Разрешите, я объясню этому сукиному сыну, кто он такой? — попросил чиф, враз потеряв свою стеснитель­ ность и стыдливость. — Люди-то у вас, Степан Иванович, полуголые на палубе кукуют,— сказал я, любуясь на здоровенную форменную фигуру вахтенного штурмана «Чернигоро­ да». Подлец стоял, расставив ноги и заложив руки за спину. 329