Конецкий В.В. Рассказы и повести разных лет. Москва, 1988.

столе были сооружены из спичек миниатюрные виселицы, на которых он вешал в петли, сплетенные из собственных волос, тараканов-прусаков. Любопытствующим поморам Электрон объяснял, что это как бы эсэсовцы, а вешает он их потому, что не до конца свел с ними счеты, когда партизанил в дебрях Псковской области. В какие бы то ни было его военные подвиги я не очень верил, ибо мы были одногодками и войну встречали отроками. Но на поморов, которые оккупации вообще не видели и не нюхали, партизанское прошлое Электрона производило сильное впечатление. И потому у нас не пере­ водилась свежая рыбка. Виселицы Электрона («шибеницы» на псковском наре­ чии) были сделаны с дотошностью в деталях, заставляю ­ щих живо вспоминать лесковского Левшу. Внешне Пескарев в унисон с фамилией смахивал на рыбу. Л о б его скашивался назад, а нижняя губа выпячи­ валась. Но так как черты лица были крупные, то походил он уж е не на мелкую рыбешку-пескаря, а на морского окуня или д а ж е тунца. В отличие от большинства истинных русаков, которые после д ед а в своем прошлом знают сразу Адама, наш Пескарев прослеживал родословную аж с пугачевских времен. Дальний предок его был приказчиком у зверя- помещика на Арзамасчине и чуть было не угодил на шибеницу бунтовщиков вместе с хозяином, но уцелел и перебрался подальше от ужасных воспоминаний — в псковскую вотчину хозяина. Эти сведения мы выудили из Электрона, когда попали в туман на подходе к Кольскому заливу и поставили зверобойную шхуну «Тюлень» на якорь посредине Могильного рейда, и наш третий помощник в первый и последний раз в жизни попробовал старой браги, и язык у него вдруг раскрутился, как турбина на атомной электростанции. Вообще-то пил он мало, язычок держ ал на коротком поводке и на приглашение выпить обычно отвечал отказом, замечая, что, «если хочешь в жизни проиграть, можешь рюмку принимать». Из чего видно, что уж е тогда Пескарев настраивал себя на выигрыш в жизни. Но под влиянием самодельной браги Электрон пустился в такие откровения, что потом у меня болели мышцы брюшного пресса — так мы хохотали, включая Старца, шестидесятипятилетнего капитана шхуны, бывшего соловецкого монаха. Окосевший Электрон бесстрашно наскакивал на капи­ тана, укоряя того религиозным прошлым. Как оказалось, 288