Конецкий В.В. Рассказы и повести разных лет. Москва, 1988.

пока люди будут работать в трюмах. И Юра отправляет меня спать. Через три часа я его сменю на диване в лоцман ­ ской. — Знаешь,— говорит Юра под зан ав е с .— Я вчера раздолбал Викторию: она на «ты» сбивается при людях, а сегодня стихи принесла. Глянешь? Право, в них что-то есть. Стало быть, наивно и безграмотно, но... Я не люблю себя такой, Не нравлюсь я себе, не нравлюсь! Я потеряла весь спокой и гордость, С обидою никак не справлюсь Я не плыву — иду ко дну, На три шага вперед не вижу. Себя виню, тебя кляну, Бунтую, плачу, ненавижу. Прости меня на этот раз! И на другой, и на десятый! Ты мне такое счастье дал: Е ро не вычтешь и не сложишь. И сколько б ты ни отнимал, Ты ничего отнять не сможешь! Не слушай, что я говорю, Ревнуя, мучаясь, горюя. Благодарю! Благодарю! Вовек не отблагодарю я! Я отдал ему листок, украшенный виньетками, и проце­ дил что-то нечленораздельное. — Вот уж не думал, что она такие, стало быть, штуки способна написать!— сказал Юра, еще и еще пробегая глазами по строчкам. Неужели он действительно влюблен? Ведь только по- настоящему влюбленные бывают слепы. Ведь только Юра — один из всего экипажа — способен поверить, что это написала Виктория. Скорее всего, это работа старого боцмана Гри-Гри — свистнул из какого-нибудь женского журнала чужое стихотворение и немного подкорректиро­ вал его в своем вкусе з а бутылку какого-нибудь дрянного бренди, а бутылку Виктория свистнула или выклянчила у Юры. Старикан вообще-то не так прост, как кажется. Он умеет следить свою выгоду и интерес, он и из стихотворных талантов способен извлечь полезное и приятное... Мобил укачался. В углу, под умывальником, наблева ­ но. Длинношерстый сенбернар забрался в мою койку и дрожит. Ему очень плохо и стыдно. Скулит. — Ничего страшного, дружище! Нормальное дело! — говорю я псу веселым и беззаботным голосом, хотя при­ ятного мало .— Сейчас мы под ветер ляж ем , качать меньше станет, тебя погулять выведу чуток, понимаешь? Все, 274