Конецкий В.В. Рассказы и повести разных лет. Москва, 1988.

захлебывалась Виктория и кидала в меня конфетой.— А почему вы не пьете, ха -ха -ха ... Смотрите, какие мы уж е пьяные. А сами кофе пьют, ха -ха-ха... Мариночка, тебе надо выйти? Пойдем на минуточку, ха -ха -ха... И они уходили в гальюн — обязательно вдвоем, ибо так им казалось удобн е е и приличнее. И в замкнутом мирке просторной каюты наступала пауза и тишина. И мы скре­ щивали взгляды на медлительно скользящей взад-вперед по диферентометру полоске ртути или подкрашенного спирта. Диферентометр — длинная, чуть изогнутая стек­ лянная трубка — на «Фоминске» почему-то закреплен в поперечной переборке каюты механика. — Может, выгнать эту Маринку-то? — спрашивал стармех меня. Он чувствовал мою тошноту. Юра, вероятно, тож е чувствовал, но не давал этого понять, тянулся к гита­ ре, трогал струны, прятал лицо в глубоком наклоне, начинал петь — знал, что сра зу покупает меня вместе с потрохами. И наступало три минуты молчания. Девушка с золотыми волосами — никогда я больше не встречал таких золотых и буйных волос, девушка с удиви ­ тельной бесстыдностью — никогда я больше не встречал такого красивого бесстыдства, девушка каприза и н а д ­ менности — никогда я с таким удовольствием не потакал ничьим капризам и надменностям, первая женщина , кото­ рая понесла в с ебе моего ребенка, моего единственного сына, скрестившего свою судьбу с вязальной спицей в с а ­ мом начале пути (тогда аборты были запр ещ ены ),— вот эта девушка приходила на три минуты в каюту старшего механика теплохода «Фоминск» в центре Атлантического океана. Обыкновенная, вероятно, была девица, но какое о б а я ­ ние просыпающегося дня, какое бесстрашие перед богом и сатаной, пред ночью и ураганом, пред коммунальной квартирой и мамой, пред разлуками и смертью! Д а , она так и написала мне на Север: «У тебя был сын. Мне не жалко, а тебе? Я выхожу з ам уж за Степу. В воскресенье вечером будем звонить тебе, постарайся добраться в Мурманск на переговорный пункт. Галя». Ничто так не погружает в прошлое, как музыка, которую слушал когда-то вместе с первой девушкой, ника­ кой Римский-Корсаков не встряхнет так, как какие-нибудь «Эх вы, ночи, матросские ночи — только море да небо вокруг». Господи, прости нам низкую музыкальную культу­ ру! Ведь ты никогда не спал в кубрике, где спят в два этажа 251