Конецкий В.В. Рассказы и повести разных лет. Москва, 1988.

Ветерок несильно дул нам в лица, дышал надвигающей­ ся оттепелью и доносил громкий ор ворон. Самих птиц ни в небе, ни на ветлах видно не было... Несколько машин с прицепами, груженные гравием, обогнали нас. Попутчик голосовал робко. Поднимал руку, когда ясно было, что машина уж е слишком близко, что шофер тормозить поленится. И сра зу находил объяснение шоферской лени или безразличию: то, мол, прицеп вихлял, то подъем крутой, то уклон скользкий. Чувствовалась в нем какая-то привычная, извечная забитость и полное неверие в свое право на «автостоп». А мне тож е очень трудно бывает голосовать. И наше сходство в этом р а з др аж а л о меня. Вернее, ра здр ажало , как он все оправдывал свою робость, приговаривая, что «шофера, как все люди — разные». Так мы и дошли до шоссе и увидели дымок и снежную пыль за автобусом. Ж д а ть следующего надо было час. Но попутчик и здесь переживать не стал. Сказал, вздохнув: — И в антобусе разные люди ездют... И наконец поинтересовался мною: с какого года? воевал? женат? И сперва не поверил, что я холостой. Но потом убежденно сказал, что это дело наживное — было бы здоровье и талант в руках, а годы мои — еще самый расцвет жизни... Удивительно он это сказал. С таким добрым желанием и верой в мое хорошее будущ е е , что я будто снежный душ принял. Мы попрощались за руку. Я снял перчатку, он этикет соблюдать не стал, и я пожал ему мокрую тряпичную рукавицу. Я был благодарен ему за добрые слова. И зашагал обратно, мимо виденной уж е березовой рощи, елочек снего­ зад ержания , ям карьера, старых ветел... Только весь пейзаж изменился, засверкал и заискрился блестками инея в воздухе, потому что солнце просветило тучи., В разрывах туч показалось мартовское, левитановское небо. Тени д е ­ ревьев переплелись на снегу в кружево, и хотелось тени потрогать руками — так выступали они из белизны снега. А хвоя старых елей стала темной, как древнее серебро. И вдруг я увидел лисицу, настоящую, живую, сво­ бодную. Ли са т ож е увидела меня и замерла на обочинном сугробе, поджав к груди переднюю лапу. Она была, ко­ нечно, хищная, но такая живая и ослепительно рыжая, освещенная солнцем, среди белого снега и синих теней. Я вздрогнул, когда увидел ее, и тож е замер. Но потом не 181