Конецкий, В. В. Путевые портреты с морским пейзажем : повести и рассказы / Виктор Конецкий. - Ленинград : Советский писатель, Ленинградское отделение, 1984.

цу за врачом пешком. До больницы было двадцать пять верст. Колька вернулся только через два дня с врачом на розвальнях и повез мать в больницу. В феврале она по мерла. Колька опять попросил в колхозе лошадь. Лошадь дали, и Колька поехал за матерью. Мать лежала в холо дильнике голая, и было в том холодильнике еще много покойников: Колька нашел мать по родимому пятну на плече, привез в деревню, и сани стали возле двора. З а но сить мать в дом хозяйка не разрешила, а обувки и порток у меньших братьев не было. И они выскакивали прощаться с матерью на мороз босые. Они тогда уже привыкли бегать по снегу босыми. Младшему, Федьке, пятый год шел, а В а силию — двенадцатый. Похоронили мать без них. И В а силий д аже не помнил, в какой деревне, потому что всех братьев сразу взяли в детдом... Ходики остановились, песок из гири высыпался и лежал на досках пола острой кучкой. Первым из детдома на фронт бежал Василий. Под Омском его поймали и вернули назад. Потом бежал Коль ка, добавив себе лет в метрике, и его не вернули, он воевал, получил пулю в ногу, ногу отняли выше колена; после госпиталя осел в Вологде, торговал папиросами на толкуч ке. И когда младших братьев отец вызвал в сорок седьмом на родину, Василий по дороге сбежал в Вологду к Кольке. Отца он не помнил, ехать к нему в деревню не хотел, хотя отец отстроил дом; женился и купил корову. Скоро Колька попался на перепродаже краденого. Василий остался один и завербовался на Север. Так началась бродячая жизнь. А младший работал в колхозе. Василий однажды наведался в родные ладожские места, жили там трудно, брат донашивал солдатскую шинель отца, мачеха болела животом. Месяц Василий косил траву в поймах и ловил щук в протоках. И вот сейчас вспомнились голодные глаза Федьки, и стало совестно за расстрелянные часики. Василий разделся, лег, долго ворочался, не спалось, Хотелось, чтобы скорее кто-нибудь из ребят вернулся. Наконец зачавкали под окнами по грязй сапоги, дверь в сенях грохнула, и в барак, пошатываясь, вошел Степан Синюшкин. Он был без шапки, волосы, мокрые от снега, висли на глаза, губы обескровели. — Лежишь , Василий Алексеич... В аккурат один ле жишь ,— пьяно пробормотал он.—• Тверезый лежишь... По курим, Василий Алексеич... — Кепарь где потерял? — весело спросил Василий. 291