Конецкий, В. В. Полосатый рейс : [повесть, рассказы, сценарий] / Виктор Конецкий. – Санкт-Петербург : Северо-Запад, 1994. - 619, [1] с.

брошенную левой рукой, которая, казалось, еще не прервала этого действия и так и замерзла поднятой кверху». Вот что прочитал Мелвилл в записной книжке де Лонга: «22 октября. Сто тридцать второй день (со дня гибели „Ж аннетты"). Мы слишком слабы и не можем снести тела Ли и Каака на лед. Я с доктором и Коллинсом отнесли трупы за угол, так что их не видно. 23 октября. Сто тридцать третий день. Все очень слабы. Спали или лежали целый день. До наступления сумерек собрали немного дров. У нас нет обуви. Ноги болят... 30 октября. Сто сороковой день. Ночью скончались Бойд и Гертц. Умирает Коллинс». На этой записи дневник де Лонга обрывается. 30 октяб­ ря, в сто сороковой день со дня гибели «Жаннетты», в живых остались только де Лонг и доктор Амблер, и, по-видимому, ночь на 1 ноября была последней в их жизни... Я глядел на медленно проплывавшую внизу скалу Кюс- гельхая с остатками креста на могиле де Лонга. И хотя могила была пуста, но душу щемило сильно. И вдруг раздался вопль нашего весельчака бортмеха­ ника: — Тиэтэйэллэр!! И мы вонзаемся в солнце. Над нами просвет в облаках, и солнце полыхает со всей своей водородно-синтетической мощью. Сороковая минута полета. — Тиэтэйэллэр — это, по-ихнему, солнце! — орет мне в ухо бортмеханик. Внизу чересполосица синих гор, синих теней от облаков на них, фиолетовые заливы, прибрежные полосы, блеклые, как сгнивший силос. Затем солнце начинает мешаться с ту­ маном и просвечивать его болезненным странным светом и наконец вовсе скрывается. Идем в молоке, в белом жире. Иногда — окна, края окон заворачиваются, как жир на ране кашалота, и в просвете — густо-синее море. Перекрученные названия на карте. Например, остров Арга Муора-Сисе. Через час двадцать появляются первые льдины — белые дредноуты и кильватерный след за ними,— плывут под ветром. Бортмеханик рассказывает про мускусных быков. Участвовал в их переброске с Аляски на остров Врангеля. Явное лингвистическое дарование у механика. Он называет их по-латыни и объясняет, что это плохое название, так как обозначает «овцебык мускусный», а никакого мускуса в бы­ 164