Конецкий, В. В. Ледовые брызги : из дневников писателя / Виктор Конецкий ; [худож. Л. Авидон]. - Ленинград : Советский писатель, Ленинградское отделение, 1987. - 541, [2] с. : ил.

то, что принадлежит всей русской литературе, а не только Юткевичу. Будь здоров. В. К » «Ты, милый мой, с ума сошел! Никаких гадостей я не говорил и тем более не делал в твой адрес. Не делал — потому что вообще д аже не представляю, какую мог бы сделать тебе гадость. А не говорил — потому что (извини) вообще о тебе не говорил, кроме одного раза, когда я по­ звонил Данелии, чтобы узнать, что с тобой случилось,— это после получения твоей книжки с совершенно хамской надписью. Твой «Чехов»— компилятивный рассказ, как я теперь понял (я недавно перечитывал письма Чехова). И вообще ты уж какие-то все больно здоровые рассказы пишешь — два-три листа, подумать только! Отсюда — водянистость. Насчет Малюгина ты не по адресу обратился, я его знать не знаю, и пусть пишет всякий что хочет и снимает тоже, всего дерьма не вычерпаешь, и писать по этому по­ воду Паустовскому я не буду (да ты его, кстати, и не ж а ­ луешь, как это проскользнуло в одном твоем рассказе) — старик на ладан дышит. Будь здоров, живи как знаешь, но ты меня глубоко обидел. Ю. К■ 2.02.68 г.» В рассказе «Если позовет товарищ...» мой неудачли­ вый, разжалованный из офицеров герой в ответ на под­ начку приятельницы обронил: «Рыбак? Нет, что ты! Я плаваю в тропиках. Как у Грина и Паустовского... Пальмы, солнце, и женщины, смуглые, как ананасы, бе­ гают вокруг по волнам». В послевоенные времена воздействие произведений Константина Георгиевича Паустовского на молодежь бы­ ло громадным. Среди голода, холода, запустения; среди серой лакировочной литературы его настроенческая проза навевала те самые голубые сны, в которые так хотелось убежать от окружающего. Мое уважение к Паустовскому и в те времена было и сейчас остается глубоким и искренним. Свою первую книгу я послал только двум писателям — Паустовскому и Эренбургу. Но к концу пятидесятых годов меня все чаще р а з д р а ­ жа ло несоответствие его восторженной романтичности и суровых реалий жизни. Особенно удивляло, что писа­ тель, который сложившимся человеком вошел в войну, 516