Конецкий, В. В. Ледовые брызги : из дневников писателя / Виктор Конецкий ; [худож. Л. Авидон]. - Ленинград : Советский писатель, Ленинградское отделение, 1987. - 541, [2] с. : ил.

— Опять мадьярска пьеснь... «Во мне вино... уже два литра... и потому у менья хорошее настроение... У меня собачье настроение... Я собака, и потому мнье очень хо­ рошо...» Я повернул стул спинкой к другим ресторанным посе­ тителям и уставился в черное, ночное уже море. Между мной и набережной шли гуляющие. Все они шли сами по себе. Отчужденность была стопроцентная. Или я просто не умею общаться с незнакомыми, или дей­ ствительно всем было наплевать друг на друга. И мне то­ же стало свободно. Я достал блокнот и кое-что записал о Франциске, о своей рабской трусости. Это нужно было потому, что тогда я думал о рассказе про первую любовь; детскую, начавшуюся еще где-нибудь во втором классе, но пронесенную потом через всю жизнь, хотя совершенно не состоявшуюся по причине трусости героя. В те годы Юрий Казаков замечательно писал такие вещи, и его рассказы возбуждали и заводили, навевая очень серьезное и сильное желание творчества. В его рас ­ сказах на нескольких страницах то как-то медлительно, то мгновенно ощущались и неизбывность, и конечность вре­ мени и времен. Романтизм есть или должен быть в любой художест­ венности. Я не о литературоведческом романтизме. О ро­ мантической составляющей красоты. В самом принижен­ ном и грязном реализме, в самом распущенном футуризме, в самом холодном классицизме, если они искусство, есть романтизм, ибо «если звезды з ажигают — значит — это кому-нибудь нужно». Не знаю, пробовал ли Юрий Петрович Ребристый пи­ сать, но читатель он был с большой буквы. Он с детства жил с книгами, стихами. Я-то знаю, как сложно уместить в закутке души двух таких своенравных и ревнивых, пре­ красных и коварных, юных и вечных женщин, как любовь к морю, морской серьезной работе, и любовь к художест­ венному. Вот море Юре и отомстило. Уверен, оно толкнуло его к экрану радара, когда сполохи маяка на входе в пролив Сплитски Врата уже высвечивали самые потаенные углы рулевой рубки. Зачем ему был радар? Наваждение... «Если в том, что болтаемся по морям всю жизнь, есть смысл, то он в таких минутах...» «Камо грядеши?..» Ка- кая-то дурацкая строчка мелькнула в усталом мозгу к а ­ питана, эхо стихотворения — и «Профессор Николай Б а ­ ранский» загрохотал по камням. 117