Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

ГЕННАДИЙ КРЫЛОВ И стали терпеливо ждать попутной «оказии», как выразился мой друг. Машина комфлота почему-то задерживалась. Наконец, мы до говорились с шофером огромного бензозаправщика, одному Богу известно, как очутившегося здесь, заранее по-братски расплати лись, и мой друг под рев машины начал свой долгий путь. Я проводил его в никуда. Ему надо было начинать жизнь заново. Молодому военному человеку, не привыкшему даже ходить по зем ле в одиночку, надо было начинать самостоятельную гражданскую жизнь. Ох, как трудно начинать гражданскую жизнь заново! Есть дип лом, где написано, что ты человек моря. Но есть и заключение ме дицинской комиссии, что море для тебя ограничивается плаванием в пруду Летнего сада. И главная проблема самая банальная: «На что жить?» Ведь для кого море —предмет любования, а для кого —кор милица и мать родная... Лавина скатилась на моего друга и закружила его в океане жиз ненных проблем. Порою судьба заставляла его ложиться, но не смог ла заставить ползать, не согнула его, не перечеркнула его стремления всю жизнь быть связанным только с морем. Он стал капитаном даль него плавания и писателем. С того позднего вечера прошло уже много-много лет. Все за эти годы двинулось вперед. Северный флот стал Краснознаменным. Наш стремительный эсминец переплавили на самый большой в Европе гидравлический пресс. Я бросил пить и надеюсь стать чемпионом среди ветеранов-лыжников Ленинграда. А пока работаю кочегаром и пишу повести. Виктор стал писателем. В нашей обыденной судьбе он сумел уви деть в наше время то, о чем писал Ричард Генри Дана: «Жизнь моря ка в лучшем случае — это смешение малого добра с большим злом и немногих удовольствий со многими страданиями». Но в отличие от этого Дана, Виктор смог сделать светлым и радостным удоволь ствием это немногое доброе и помог моряках легче преодолевать большое зло и множество страданий. Человек без романтики, в представлении Конецкого, образно го воря, то же, что водка без градусов. Сталкиваясь с его читателями из среды военных моряков, мне приходилось как бы защищать его от излишне дисциплинированных дядей. Так, например, один офицер в чине капитана первого ранга (кстати, за всю свою службу так и не побывавший в шкуре корабельного офицера хотя бы пару лет) зая вил: «Ну вы только подумайте, что ваш Конецкий пишет: „Вы, ко нечно, попадали в милицию и участвовали в ресторанных драках?!“ 64