Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014. - 550, [1] с., [8] л. ил., портр.

СВОБОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК ВИКТОР КОНЕЦКИЙ и отставшим от судна в каком-нибудь зарубежном порту. Свобода как гарнир к чечевичной похлебке его не прельщала. Он родился в Ленинграде и пережил первую — самую страш­ ную — блокадную зиму. Для тех, кто понимает, это объясняет в Конецком многое, если не все. Тем, кто не понимает, ничего объ­ яснить нельзя. В последнем нашем разговоре он сказал о Викторе Астафьеве: «Вот говорил, что надо было сдать город. Тогда было бы меньше жертв, безвинных людей, детей и баб сохранили бы. По-моему, кры­ ша поехала у Петровича на старости лет... Мне двенадцать безвинных лет было, но я зубами был готов горло немцам грысть. Подохнуть, но хотя бы одного с собой утащить... Это предательство было бы — сдать город... А что Жданов, когда люди мерли, икру в Смольном жрал, так... Ну и ... с ним, со Ждановым! Той зимой трудно было со­ хранить в себе человека и легко было стать дерьмом. Ждановы все эти и до блокады дерьмом были, дерьмом и остались. Но кто выжил и подлецом сумел не сделаться... Вот в ком ген настоящей свободы заложен». Записано почти слово в слово, по горячим следам. Судьба подарила мне с ним не так уж много общения. Мы познакомились, когда Конецкий был уже пожилым, нездо­ ровым, усталым человеком. С первого раза он показался мне очень закрытым, совершенно не склонным к неделовому разговору, насто­ роженным. Удивляться не приходится: слишком разочаровывающи­ ми были для него обманные девяностые годы. А тут еще и болезнь, которая через два года свела его в могилу. Общались поначалу мы суховато. Мне это было страшно обидно. Здесь требуется небольшое отступление. Впервые Конецкого (это была книга «Над белым перекрестком») я прочитал в году семьдесят первом. С тех пор собирал (и собрал) почти все им напи­ санное самыми разными способами. Например, «Среди мифов и ри­ фов» купил в книжном магазине глухого азербайджанского села, где никто не говорил по-русски, но куда могучая система советского книгораспределения, тем не менее, доставляла книги центральных издательств. В Тбилиси, где я тогда жил, добыть книгу Конецкого можно было только по великому блату. Знаю точно: писательством я занялся только потому, что читал Конецкого. Иной поворот событий мировая литература, понятно, пережила бы, но факт: если бы не Конецкий, моя жизнь сложилась бы по-другому. Должен признаться: Конецкий единственный, у кого мне случалось воровать фразы. То, что Виктор Викторович тоже 523

RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz