Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

Владислав Петров Свободный человек Виктор Конецкий Н ам повезло с Конецким. Всем нам — и тем, кто знал его близко, и тем, кто был знаком с ним шапочно, и тем, кто его просто читал. Я знаю людей, которых его книги перепахали. И знаю, почему так вышло: он был искренним, неравнодушным, совестливым че ловеком. И потому честным писателем. Правда давалось ему легко, и ни цензура, ни самоцензура ей помешать не могли. Он знал себе цену, но был немного скромнее собственной славы. А слава была настоящая. Между читающими гражданами боль шой страны фамилия Конецкий звучала —и звучит по сей день —как пароль. Это пароль тех, кто боль страны ощущает как свою. На том простом основании, что это наша страна. Я позвонил ему по неотложному делу, связанному с изданием его книги, в дни, когда погиб «Курск». «Извини, он не сможет говорить сейчас, — сказала жена. — Не отходит от телевизора. Ни о чем дру гом сейчас думать не может». Через полтора года после трагедии он сказал мне о «Курске»: «Я сразу понял —дело хана. Я же плавал на подлодках, я ж понимаю, как ребятам там было хреново внутри... Но ты знаешь, я все понимал и все равно надеялся. На Бога...» В девяностые годы Россия казалась Конецкому гибнущим «Курском», в чреве которого, презирая жирующих на капитанском мостике мародеров, бьются за жизнь — свою и страны — близкие ему по духу ребята. Конецкий сказал немало горького о России. Он имел на это пра во. Другой страны у него не было и быть не могло. Как не может быть у человека двух матерей. Он любил простых людей, понимал: из на шего человеческого сора порой произрастают такие удивительные цветы, каких не найти нигде. Он с отвращением вспоминал затхлое брежневское время. Но невозможно представить Конецкого «выбравшим свободу» 522