Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

ТАТЬЯНА АКУЛОВА Двенадцать лет жизни —последних —больницы, госпиталя, мед сестры на дому... Операции, интенсивная терапия... Иглоукалывание, капельницы... Поликлиники, аптеки, поиски снотворного... И боль, боль, боль, боль... «А нужно ли было мне доживать до этого распада и проходить все эти муки?..» —спрашивал он меня. Что я могла ответить? «К тому же старость очень некрасива...» В последние годы: разговоры о мосте Лейтенанта Шмидта, про думан путь «ухода» во всех деталях —записка, номер трамвая, «най дут через несколько месяцев где-нибудь у Стрельны». Но — «я ни когда не заставлю тебя это пережить». Всегда помнил, как любимая тетушка Матюня, умирая в блокад ной ледяной комнате, молилась и благодарила Бога за муки, которые Он ей послал... Он гнал от себя мысль о смерти, ненавидел ее, грозил ей палкой, боялся, звал, готовился к ней... Виктор Викторович рос и воспитывался в глубоко религиозной семье, где вера выражалась и в словах, и составляла сокровенную основу внутренней жизни. Он любил Иисуса, как мы любим своих близких. Мать верила в «сурового» Бога, Который накажет за все и вся. Конецкий так не считал. Он был готов платить по счетам всег да. Но вера не избавляла его от излишних вопросов к Господу и по зволяла задумываться над противоречиями жизни и веры. Внешняя роскошь храмов и служб его особо не волновали. Батюшки, которых встречал на светских вечерах, вызывали раздра жение. Так же, как и государственные мужи, прикладывающиеся к руке Патриарха под стрекот телекамер. «Мне всегда ближе деревенский попик, у которо го штук десять сопливых детишек и жена на сносях, а он в любую погоду исповедует старух и поддерживает их, как может, ибо больше поддержать их некому... Нашему на роду мало набить брюхо, ему еще идею подавай, а ею мо жет быть только религия — это и есть способ существова ния русского народа, — рассуждал Конецкий. — Церковь вернется в нашу жизнь, беда в том, что в душе пусто... Да и у церкви —тоже кадровый вопрос...», — запись из моего дневника. Спасение было в работе. В моем несокрушимом оптимизме и его мудрости. 506