Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

ТАТЬЯНА АКУЛОВА И воля. На воле он и держался. За внутреннюю связь со своим читателем заплатил одиночеством —как в жизни, так и за письменным столом. Я помню свой первый испуг — в начале нашей с ним жизни. Долгие часы полного молчания, почти безумные, никого не видящие глаза и полная отстраненность от присутствия кого бы то ни было — заканчивал новую книгу... «Страдает, —думала я и просила, —ты поел бы, Витюша...» «Что!!!!!!!!!!!...» —гнал от себя. «Пойми, — объяснял потом, — писатель должен быть графома ном, он должен любить сам процесс вождения пером по бумаге. А для меня писательство — мука... преодоление своей извечной лени... Мне в Арктику легче сходить... Но я ДОЛЖЕН рассказать о том, что видел, знаю... А рассказать для меня —значит вселить в читателя на дежду... Дал же Господь какой-то талант... Но какие у меня надежды, Танюха...» Говорил это во времена больших надежд и ожиданий. Когда лите ратура не была уже подцензурна. И тут же вспоминал, вроде бы некстати, как дружку в ГВ вяло бросили: «Знаем, знаем вашего Конецкого, болтает много, но этот никогда не убежит...» В моем архиве хранится написанная Виктором Конецким в 1985 году телеграмма в Кабул на имя Михаила Лещинского: «Многие уже годы хотел поклониться вашей доброй бесконечно му жественной работе тчк уверен ваша литературная работа есть рус ская проза нашего сегодняшнего дня тчк возвращайтесь живым ваш ленинградский должник Виктор Конецкий». В этой телеграмме — неотправленной, на почтамте у меня ее не приняли — его представление о долге писателя. Видеть самому и свидетельствовать об увиденном. «Если бы я был настоящим русским писателем, то должен был видеть своими глазами, что мы там творили, и написать об этом». Все книги, посылаемые им в Афганистан по просьбе воевавших мальчиков, возвращались назад. И я тому свидетель. Только недавно узнала от ребят-афганцев, что некоторые его по сылки все же до них доходили. О степени честности освещения афганской войны я Конецкого не спрашивала. Уже знала, что он скажет: «Ты пойди и сама попро буй!» Так же он сердился, когда я недоумевала, отчего он так терпе лив в разговоре с убежденными сталинистами. «Сталин — сволочь. 504