Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

ИГОРЬ коц каждодневно выворачивать себя наизнанку, а на такое способен, мо жет быть, один из миллиона. Или два -три —из поколения. «В блокадном бомбоубежище, в замерзшем городе я читал журналы с красными обложками „Мир приключе ний". И рассказы из этих журналов я помню лучше, чем бло каду. Быть может, потому, что ее я вспоминать не люблю...» Но про блокаду —один из лучших его рассказов «Дверь». Кстати, про открывающиеся двери... Он заставлял себя писать про то, что болит. Однажды я его спросил: «Почему Пушкин так мало написал о де кабристах? Все-таки это были его близкие друзья». Ждал любого ответа: про цензуру, про царя, про нежелание работать «в стол». А он ответил: «О близких писать труднее всего». Он не осуждал Пушкина, он его понимал. Он ведь сам так и не заставил себя напи сать о матери. В компании он мог рассказывать о друзьях так, что впору от хо хота концы отдать. Сам был слушателем его воспоминаний о Юрии Казакове — соавторе по фильму «Тридцать три». Интонацию рас сказчика, конечно, не передать, и гуляющую по губам хитрую ухмы лочку, и сладкую глубокую затяжку в момент кульминации... — Утро. Гостиница. В номере мы с Ежовым (еще один соавтор, ставший знаменитым после «Белого солнца пустыни»), естественно, с похмелюги, поскольку гонорар за сценарий вовсе пропит. Заходит Казаков, такой же, м-да... Закуривает и начинает мрачно ходить из угла в угол. Ботинки у него мерзко скрипят. А под окном большой карниз и на нем стая голубей. Огромная стая. Голуби вульгарно га дят. Воркуют. М-да... Привлекают классика. И вот этот автор нежных дымчатых рассказов останавливается у окна. Мрачно смотрит вниз. Осмысливает. И мы с Ежовым тоже молчим, потому что о чем гово рить с похмелюги? Минут десять молчим, м-да... (Вот тут рассказчик и достает из пачки очередную сигарету, медленно разминает, нето ропливо вставляет в мундштук. Пауза по Станиславскому.) М-да... Десять минут молчим, каждый о своем, м-да... Наконец этот классик поворачивается, смотрит сквозь нас с Ежовым и мрачно изрекает: «Г-г-голуби сидят, н-н-на х...!» Ежов, ясное дело, тут же реагирует: «Бунин ты наш!!! Дай слова списать!!!» (Викторыч не выдержива ет, заливается своим чертовски заразительным хриплым смехом ку рильщика...) Но письма друзьям он писал совсем другие. «Юра, сегодня я не буду принужденно острить. Я прочитал „Трали-вали“. Это прекрасный рассказ. Это 492