Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

БОРИС ТИЩЕНКО жизнь моя... Я не умру, мой друг. Дыханием цветов себя я в этом мире обнаружу». В одночасье было сработано сочинение на эти стихи для сопрано, арфы и органа. Оно так легко мне далось, что, помню, окрыленный, прилетел я к телефону-автомату и, захлебы ваясь, сказал Ире, что, дескать, может меня ждут твои кулаки, но я не смог удержаться и написал для тебя (и для себя) это сочинение немножко другим языком, чем обычно... в общем — поймешь-про- стишь. Опус был принят с благодарностью. На радостях я побежал к Конецкому (у которого стал бывать хоть и редко, но регулярно) и доложил, что я, наконец, написал свое «Завещание» на стихи Заболоцкого. Виктор немного нахмурился, взял в руки учебник литературы для старших (или средних) классов и открыл его на лермонтовском «Завещании». Сказал: «Вот какое „Завещание" надо писать!» И начал читать: «Наедине с тобою, брат, хотел бы я побыть... А если спросит кто-нибудь... НУ, КТО БЫ НИ СПРОСИЛ, —усилил он вдруг голос и шариковой ручкой подчер кнул эту строку и написал ее наверху страницы. Затем, когда речь зашла о соседке, он опять стал читать с экспрессией и продублиро вал своей рукой внизу страницы: «Как вспомнишь, КАК (поставил он ударение в книге) давно расстались!..» «Обо мне она», — напи сал он и прочел дальше: «не спросит...», затем сильным движением руки вырвал этот лист так, что левый нижний угол с частью вписки остался в книге, и протянул его мне. Я почувствовал, что соседка, которая о нем «не спросит» — какая-то больная точка его биогра фии. А этот вырванный лист с его автографом я храню и всегда буду хранить, как рукопись самого Лермонтова. Мне всегда каза лось, что Лермонтов ему как-то по-особенному близок. Тому дока зательство — «Вытрезвитель мифов», где Лермонтов привлекает ся в качестве аллюзии. Да и вообще лермонтовская чертовщинка рассеяна по всему его творчеству. Но тут я опять боюсь, как писал Зощенко, забраться в чужой огород и потоптать, не дай Бог, чужую клюкву. Конечно, я сразу же написал музыку и на это «Завещание», назвав его «Брату», чтобы не путалось с тем, другим. На этот раз состав был такой: сопрано, арфа и флейта. Я решил написать та кую музыку, которая сразу бы ему понравилась, в которой было бы что-нибудь от «раскинулось море широко». Поэтому начал я с раз ложенного минорного трезвучия под простейший, покачивающий ся аккомпанемент арфы. Я даже хотел, чтобы это понравилось бы Лермонтову... Конечно, это было посвящение Виктору Конецкому, но меня еще преследовала грусть и по моему брату Мише... 45 0