Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014. - 550, [1] с., [8] л. ил., портр.
МОРЕ И СЛОВО ВИКТОРА КОНЕЦКОГО человек преступать не должен, никогда и ни при каких обстоятель ствах, но при этом в нем отчетливо жило понимание и сострада ние —как доминанта и бытовой, и художественной жизни. ...Отрывочно всплывают детали, связанные с ним. Впервые вой дя в мою московскую Квартиру на Суворовском бульваре и взглянув на картину, висевшую на стене, он подозрительно изрек: «Ну, конеч но, Сарьян?!» В подтексте чувствовался упрек: «Ну вот, зажрались москвичи, утопают в роскоши». Но рядом была ирония: «Какой же Сарьян по карману в наше время критику, служащему на зарплате в Литературном институте!» Сарьян оказался туркменом под слав ным именем Ярлы, купленным по случаю в Ашхабаде. Хорошая кар тина, люблю ее, всегда вспоминаю при этом Виктора и его акварели. Где-то уже в конце восьмидесятых он остановился у меня на пару дней перед поездкой в Братиславу в составе писательской делега ции. Настроение у него было пасмурное, ворчливое, да и побаливать стал чаще, что не прибавляло бодрости и оптимизма. Надо сказать, что моя теща, О. Н. Ингурская, работала в ту пору редактором ве домственного издательства «Речфлота» и, конечно, была в восторге от его книг. На «живого» Конецкого она смотрела с нескрываемым обожанием, и Виктора это немного расшевелило. Он галантно за ней ухаживал и вообще на некоторое время стал «облаком в штанах». Тут приоткрылась еще одна грань Конецкого. Он оказался обаятель ным и старомодным, безо всякой тени рисовки отвечая на вопросы пожилой поклонницы его чудесного дара. В нем была сильна игровая стихия. Это было вполне понятно только тем, кто хорошо, близко знал его. Внешняя, напускная грубо ватость, нетерпимость (иногда на пустом месте) могли шокировать неофитов, которые только-только приближались к этому, по сути, нежному вулкану. Он, конечно, был одиноким и, как считал, не до конца понятым артистом литературно-морской сцены. Отсюда лю бовь к В. Б. Шкловскому, тоже хорошему мистификатору, к которо му Конецкого влекли опоязовская легенда и сентиментальное отно шение патриарха к прозе младшего современника и земляка. Виктор рано познал читательское обожание, но втайне постоянно нуждался в высоком и авторитетном, публично выраженном признании со сто роны литераторов, будь то Натали Саррот или А. И. Солженицын. В писательской среде он был белой вороной, не только в силу мор ской профессии, но и благодаря своему внутреннему аристократизму. Однажды он позвонил мне из Ленинграда и возмущенно спросил: «Кто это придумал нелепое выражение — „экология культуры"? Не Вознесенский ли?» Я его успокоил и объяснил, что заподозренный 425
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz