Виктор Конецкий: человек из морского пейзажа : воспоминания, размышления, штрихи к портрету / авт.-сост.: Т. В. Акулова. - Санкт-Петербург : Площадь искусств, 2014.

НАТАЛЬЯ ИВАНОВА восприимчивого, нервного подростка сделало совсем особенного писателя. Еще о государстве. Перечитаем прозу Конецкого. Сына прокурора (и следователя) сталинской выделки и убежден ного сталиниста. Сына пансионерки, в юности, как было заведено для лучшего об разования, путешествовавшей по Европе (1913 год). Племянника балерины (сестры матери), танцевавшей в труппе Сергея Дягилева, умершей в Ленинграде в 1942-м от дистрофии. Вторая его тетя по матери, Зика, пела в хоре Мариинского театра. «Возле трупа Зики на столе лежала записка, нацара панная обгорелой спичкой, и тоненькая свечечка. Записка сейчас передо мной: „Прошу зажечь эту венчальную свечу, когда умру“». Пережившего блокаду. Окруженного тенями арестованных и расстрелянных родных. И закончившего главу обо всем только что названном (в кни ге «Никто пути пройденного у нас не отберёт») словами: «Пускай это звучит выспренно, но мое поколение военных подростков были и есть дети 1941 года: тогда мы научились любить Отечество». И так —через всю жизнь, через все творчество: просто какая-то литературная шизофрения в отдельно взятой писательской голове как результат взаимодействия таланта с окружающей идеологией. Почему Конецкому так важно было — плавание, хотя он уже и стал знаменитым писателем и мог творить на суше, в своей питер ской квартире? Потому что корабль был для него моделью правильного государ ства. Государства, которым управлял он сам. И уж если кто выходил из подчинения... В таком государстве-корабле был, конечно, элемент утопии. Такой корабль-остров. Потому что язвы, прорехи и «мразь», оставаясь на берегу, не оставляли сознания писателя —и гражданина. А в нем и писатель, и гражданин существовали вместе и нераз дельно. Как он переживал и материл все наши неудачи! Как он стра дал за унижения страны и ненавидел их «производителей»! «Канонические формы», по его собственному мнению, были противопоказаны одному из его литературных героев, Сергею Колбасьеву, — к тому его «Избранного» он написал предисловие; 42 2